Дмитрий Барчук - Сибирская трагедия

– Японцы – своекорыстны, американцы – неискренни, настоящими друзьями русского народа могут быть только англичане и французы.

– А ваши соотечественники?

– Они несамостоятельны. Если уж договариваться, то с теми, кто хоть что-то решает!

Гайда ушел в приподнятом настроении, а Муромский еще долго советовался со мной: отправлять в Омск телеграмму относительно нового главкома или нет.

Колчак, несмотря на свой испитой вид, по сравнению с молодым выскочкой выглядел аристократом. Внешне суровый и колючий, в душе он, должно быть, был очень добрым и симпатичным человеком. По крайней мере, такое впечатление производил он на людей при первом знакомстве.

Контр-адмирал только что вернулся из Японии, где, по его словам, поправлял расшатанные нервы. Но курортное лечение не очень-то помогло. Впалые щеки свидетельствовали о недоедании, а поношенный штатский костюм и мягкая широкополая шляпа придавали ему вообще пролетарский вид. Похоже, бывший контр-адмирал испытывал острую материальную нужду.

В его облике мало что напоминало черноморского героя, не спасовавшего перед восставшими матросами. Я силился себе представить, как этот худой, высохший человек отказывается сдать свой кортик одурманенным революционной пропагандой матросам и, сохраняя железную выдержку, хладнокровно бросает именное оружие в волны Черного моря. Но уж больно не вязался облик сегодняшнего гостя с тем легендарным Помпеем, не дрогнувшим перед пиратами [144]. Однако эта двоякость тут же исчезла, стоило ему заговорить.

– Из всех соперничающих сейчас правительств, – сказал Колчак, – я бы поддержал только Сибирское, потому что вам удалось провести мобилизацию. Такое мероприятие нельзя осуществить без поддержки населения.

Муромский благодарно улыбнулся, провоцируя гостя на дальнейшие откровения. Колчак отпустил еще пару нелестных замечаний в адрес опереточного правительства Дербера и пародийного правительства Хорвата и сказал, что больше залезать ни во владивостокскую, ни в харбинскую яму не собирается.

– А что же вы намереваетесь делать? – осторожно спросил его премьер.

Контр-адмирал уклончиво ответил:

– Еще не знаю. Может быть, поеду на юг к генералу Деникину.

Он порекомендовал нескольких своих сослуживцев для определения на службу в Омск, а на прощание пожелал Муромскому дальнейших успехов в насаждении государственности.

Вот он, столь вожделенный мною Тихий океан! Только я здесь один, без семьи и пока не собираюсь уплывать в Америку, а сопровождаю сибирского премьера на прием к британскому послу на крейсер. Наш катер скользит по серой, слегка волнующейся глади залива Золотой Рог, где качаются на рейде военные корабли, в основном – иностранные. Среди них возвышается грозный броненосец, в прошлом русский, а теперь японский, трофей войны 1905 года.

Муромский очень рассчитывает на поддержку англичан. Но на приеме его окатывает ледяной душ британской рассудочности.

– Моя страна прислала сюда войска, чтобы помогать чехам, а не русским, – заявил посол. – У вас так много правительств, что мы не знаем, с каким иметь дело. Почему Великобритания должна признать именно ваше правительство, а не большевиков, не Самарское или Харбинское? Пока вы, русские, сами не определитесь, с кем вы – с немцами или Антантой, ни о какой помощи вам – ни войсками, ни снарядами, ни амуницией – со стороны Соединенного Королевства не может быть и речи.

– Но мы же ваши союзники. У нас общий враг – Германия и ее ставленники – большевики. Мы не признаем позорный Брестский мир и готовы сражаться с общим врагом с оружием в руках – только дайте нам его! – вспылил Муромский.

Посол остался невозмутимым.

– А что мешает вам создать антибольшевистскую коалицию и объединиться? Сколько бы ни было в Англии революций, англичане никогда не забудут своего флага и не бросят своего короля.

Британец недвусмысленно посмотрел на бело-зеленый сибирский флажок, под которым наша делегация прибыла на крейсер.

Муромский уловил его иронию и ответил пламенно:

– Напрасно вы, господин посол, столь скептически относится к моей родине. Сибирь завоевана народом и должна управляться народом. Община Ермака указала дорогу переселенцам. Толпы ринулись в новую землю как в убежище от притеснений Ивана Грозного, а потом от невыносимых немецких реформ Петра. Чтобы избавиться от насилия воевод, от тяжелой подати и бюрократизма. Раскольники шли сохранить свою веру в скитах, охотники – добыть мехов, купцы – свободно торговать с сибирскими инородцами… Русские заложили здесь фундамент для своей новой жизни. Поверьте, в будущем центр тяготения российского государства неминуемо перейдет сюда. Сибирь – это будущая Россия. Свободная и процветающая. Эта земля никогда не знала рабства. Сибиряки более других российских народов созрели для республиканского строя.

На обратном пути море взволновалось не на шутку, начинался настоящий шторм. Огромные волны с белыми барашками на гребнях кидали катер из стороны в сторону, обдавая нас солеными брызгами. Настроение Петра Васильевича соответствовало погоде. Мрачнее тучи стоял он на палубе, промокший до нитки, и отказывался уходить в каюту.

Моторист выдал мне два брезентовых плаща. Один я сразу накинул себе на плечи, а другой отнес на палубу своему начальнику. Как бессловесная кукла, Муромский позволил себя облачить. Я безмолвно встал рядом с ним и крепко уцепился за бортик. Мы смотрели на волнующийся залив и пенный след, остающийся за катером. Неожиданно он сказал:

– Гайда ошибся. Англичане тоже нам не друзья.

Прошла минута, а может быть, и более, и Муромский огласил свое решение.

– Нас загнали в угол. Придется соглашаться на Всероссийскую Директорию и объединяться с Комучем. У самарцев – золотой запас, их поддерживают чехословаки. А нам никто не дает ни одного патрона в долг! Тоже мне союзники!

– А как же Сибирская республика? После победы над большевиками столичные деятели наверняка забудут о своих обещаниях.

Муромский повернул ко мне свое мокрое лицо и взмолился:

– Ну хоть вы, Пётр Афанасьевич, не сыпьте соль на мои раны. У меня у самого не лежит душа к реставрации империи. Но без этого объединения нам никогда не победить большевиков. Зато они нас поодиночке легко уничтожат. Вначале Самару, а потом и Сибирь. Нам нужны деньги для ведения войны, а они сейчас у эсеров из Комуча. И союзники воспринимают их как единственную легитимную власть во всей Российской империи. Другого выхода нет. Как вернемся в вагон, телеграфируйте Золотову в Уфу, чтобы соглашался на Директорию. А мы уж здесь своих доморощенных соперников додавим.

Катер резко наклонился, и огромный вал накрыл всю палубу. После чего Муромский согласился перебраться в каюту.