Михаил Поджарский - Башня высотой до неба

Среди Игихулевых спутников начался плач и стенания, ибо поняли они, что происходит и какая участь их ожидает.

Вскоре появилась зловещая фигура — уродливая старуха, замотанная в чёрную драную хламиду. Подойдя к забору, она принялась внимательно разглядывать узников, словно они не люди, а те, для кого был предназначен вместивший их загон. Под её леденящим взглядом узники приумолкли. Она посмотрела на каждого из них. Никто не в силах был отвести взгляд от её пронзительных глаз. Стенания, смолкнув, сменились испуганным шёпотом: «Это Иркалла! Иркалла! Нам конец!». Сама же старуха, переводя взгляд с одного на другого, не менялась в лице, не выказывала своих помыслов, которые, впрочем, всем и так были понятны. И только, когда она взглянула на Игихуля, на её лице отразилось то ли изумление, то ли испуг. Она долго его разглядывала, потом вдруг повернулась и быстро, насколько позволяли её годы, удалилась прочь.

Только ведьма убралась, узники стали причитать с удвоенной силой. Они проклинали Игихуля, равно как и богов, и свою несчастливую долю. Один из них по имени Булалум, который с большой палкой хотел войти в дом Игихуля, подступился было к нему с намерением поквитаться за своё нынешнее незавидное положение, но, встретив только лишь один взгляд Игихулева глаза, в тот же миг ретировался.

Между тем, рабы, вынесшие все мёртвые тела с дворцового двора, теперь мотыгами сдирали окровавленную землю и убирали её прочь.

Из большого прямоугольного здания, сложенного из необожжённых кирпичей, которое, собственно и было дворцом лугаля, во двор вышли трое жрецов со своими приближёнными. Они, которые по обыкновению не встречались друг с другом, а, встретившись случайно, не разговаривали, принялись что-то негромко, но, вместе с тем, горячо обсуждать. Доносились обрывки их бурной беседы: «Отравил отца, это понятно. Не терпелось на трон сесть», — «Старику давно пора было…» — «Он нас Аккаду продаст», — «Всю гвардию перебили, ни одного солдата не осталось» — «Надо побыстрее провести обряд, а то он и нас…».

Эта беседа интересовала одного только Игихуля, который с жадностью ловил каждое слово, доносившееся до него. Внимание же спутников его было приковано к дальнему концу двора, где под навесом на треногах стояли казаны, предназначенные для приготовления кушаний для лугалева стола. Сейчас там была одна только Иркалла. Вскипятив воду в средней величины казане, она высыпала в неё что-то из мешочка, который извлекла из недр своей хламиды. Теперь же она помешивала смердящее варево, закрыв глаза и что-то нашёптывая.

Двери дворца широко распахнулись, и из них во двор стало выходить множество людей. Жрецы, снова приняв свойственный им степенный вид, отдалились друг от друга и со своими приближёнными отошли в сторону, уступив место рабам, выносившим наспех сооружённые погребальные носилки, на которых лежало тело лугаля Месаннипадды. Носилки на короткое время остановились, ожидая, когда за ними выстроится процессия. Порыв ветра отвернул покрывало с лица покойного, и стало видно, что оно сильно раздулось и было покрыто багровыми пятнами. Затем носилки двинулись вперёд. За ними, окружённый аккадцами, держащими каждый в правой руке по короткому мечу, шёл Мескалам-дуг — старший сын Месаннипадды. Он был одет в длинный до пят шерстяной плащ, скреплённый на груди золотыми застёжками и украшенную цветными нитями войлочную шляпу. За ним шли пятеро его сыновей, старший из которых был одет в боевое облачение аккадского воина. Других детей Мессаннипадды видно не было. За свитой Мескалам-дуга к процессии пристроились жрецы с приближёнными, причём, тронувшись в путь, все они стали громко причитать, изображая глубокую скорбь, некоторые принялись расцарапывать себе лица. В конце процессии встали музыканты, громко дувшие в трубы и бившие в барабаны, дабы в Подземном царстве услышали, что в него скоро спустится новый обитатель.

Похоронная процессия быстрым шагом пересекла двор и вышла в ворота, направляясь за городские стены на берег Бурануна, туда, где были похоронены все предки Месаннипадды. Иркалла присоединилась к ней последней.

Едва процессия скрылась из виду, в загоне для скота повисла могильная тишина. Его обитатели, смирившись, безропотно ожидали своей участи. Только Игихуль, раскачиваясь, что-то мычал про себя и со сдерживаемой яростью постукивал кулаком по колену.

Два раба просунули палку под ручки казана с варевом Иркаллы и, взвалив эту ношу на свои плечи и стараясь не вдыхать ядовитые пары, под началом надсмотрщика понесли её вслед похоронной процессии.

Увидев это, спутники Игихуля, поняли, что наступают последние их минуты, и вновь стали причитать.

Их наихудшие ожидания вскоре оправдались. К загону подошла целая сотня аккадцев. Наёмники стали выгонять их наружу. По выходе из загона, каждому связали руки за спиной. После чего всех их, словно бессловесный скот, погнали прочь из дворцового двора.

Путь их был недолог. Закончился он на берегу реки у огромной свежевырытой могилы. Обряд уже подходил к концу. Рабы, закончившие засыпать землёй тело Мессаннипадды, поспешно выбирались из ямы. В дальнем конце ямы были сложены принесенные сюда тела убитых во дворцовом дворе. Многие уже были присыпаны землёй. Подручные жрецов укладывали рядом тела жертвенных животных со вспоротыми животами. На краю ямы был казан с варевом Иркаллы. Сама она стояла рядом с глиняной чашей в руках.

Недалеко от могилы стояли жертвенники, над которыми подымались столбы чёрного жирного дыма. Музыканты извлекали из своих инструментов самые громкие звуки, которые, однако, не могли заглушить рёв и блеяние жертвенных животных, приведенных сюда для заклания, и голосивших в предчувствии своей участи. Остро пахло горелой плотью, свежевырытой землёй и кровью. Жрецы с подручными делали свою работу. Анунаки с расцарапанным лицом и руками по локоть в крови совершал заклание очередной жертвы. Ягнёнок с перерезанным горлом ещё сучил ножками, а жрец, вспоров ему брюхо, тащил наружу внутренности, чтобы бросить их в пылающее на жертвеннике пламя.

Поодаль стоял Мескалам-дуг со своей свитой. Судя по царившему там оживлению, мрачность происходящего нисколько не трогала нового лугаля.

Когда несчастные в окружении наёмников появились вблизи могилы, взоры присутствующих устремились на них. В этих взорах было любопытство, презрение, снисходительность — всё, что угодно, кроме сострадания.

Пинками и ударами плетей их заставили встать на колени. Анунаки, закончив жертвоприношение, не омыв рук, взял в правую жреческий посох и, подойдя к несчастным простёр его над их головами.

— Слушайте меня, черноголовые [8] самоназвание шумеров ! — воскликнул он. — Сегодня свершится ваше предназначение! Вы избраны для того, чтобы сопроводить вашего лугаля, почтенного Месаннипадду, в царство мёртвых, там быть при нём и служить ему!