Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 1

Снег тихо пошел с сумерками и шел, все сгущаясь, всю ночь. Коровы и кони, не ложась, простояли до утра, скучившись между двумя юртами.

В полночь на опушке вдруг снова раздался волчий вой. На этот раз была целая стая. Первым затянул вожак – хриплым, утробным голосом матерого зверя – и скоро ему подпели не меньше трех волков.

От юрт сразу же залились злобным лаем две пастушеские собаки. Тревожно захрапели кони, заржали жеребцы Тэмуджина и Бэктэра, тут же испуганно взмыкнули коровы, поближе придвигаясь к юрте. Волки были близко, на слух – всего лишь в ста с лишним шагах.

Семья Есугея в это время сидела у пылающего очага – прогревали землю в юрте и на ночь пили горячий суп из сушеного мяса.

Бэктэр послушал, пригнув голову, и посмотрел на Тэмуджина:

– Это другие волки. Утренней волчицы среди них нет.

– Вам надо выйти к ним, – решительно оглядывая сыновей, сказала Оэлун. – Они должны увидеть, что здесь есть мужчины. Не то они нападут на скот. Разожгите огонь и подавайте им голоса.

– Спойте им песню и они сами уйдут, – сказала Сочигэл. – Погромче пойте, пусть они услышат мужские голоса.

Четверо старших быстро одели дэгэлы [57], взяли луки со стрелами и вышли из юрты.

Снег большими хлопьями кружил в воздухе. В белой ночи отчетливо было видно шагов до тридцати, дальше все было как в густом тумане. Где-то там, у опушки, заливалась на разные голоса волчья стая.

Волки, видно, увидели их или почуяли сквозь снежную мглу – запели громче. Собаки при виде своих хозяев рассвирепели, зарычали, воинственно приподнимая загривки и обнажая клыки, показывая, что по первому слову готовы броситься на врагов.

Нарочито громко перекликаясь, братья натаскали веток и сучьев от сваленной березы. Быстро расчистили место от снега, из юрты им подали котелок с горячими углями и скоро между двумя юртами запылал огонь.

Пламя, ярко разгораясь, осветило окрестность и они, вглядевшись, у еле угадываемых зарослей опушки увидели желтоватые огоньки волчьих глаз. Зверей было пятеро, они сидели широким полукругом мордами к ним и, изредка прерываясь, тянули протяжную свою песню.

Тэмуджин, стоя перед костром и обратившись лицом в сторону леса, громко запел слова из ехора – древней песни охотников-облавщиков:

Тут же подхватили братья и отрывистая, то резко обрывающаяся, то вновь оглашающая окрестность устрашающим криком песня заставила волков смолкнуть.

Братья пели:

Из юрты матери выпустили Хачиуна и Тэмугэ. Те подошли к костру и, не разобравшись, запели невпопад, из другой песни, за что Хасар тут же одарил их крепкими подзатыльниками. Тэмугэ заорал дурным голосом, из юрты выбежала мать Оэлун и увела его обратно.

Старшие ревели песню, не оглядываясь на младших:

Вдруг Бэлгутэй, прервав песню, крикнул:

– Ушли волки!

Все смолкли, всматриваясь в опушку леса, закрываясь руками от огня. Волков на прежнем месте не было видно.

– Ушли, – удивленно повторил Бэлгутэй, оглядываясь на старших братьев. – Так скоро они нас испугались.

– Пойдем, посмотрим, – сказал Тэмуджин и, оглянувшись на Бэлгутэя и Хачиуна, приказал им: – Вы вдвоем останетесь у костра, смотрите во все стороны, если увидите что-нибудь, кричите погромче.

Втроем с Бэктэром и Хасаром, держа луки и стрелы наготове, они медленно двинулись вперед. У Тэмуджина глаза постепенно привыкали к темноте, и вскоре он отчетливо видел, как перед ними темной стеной встала опушка леса. Ничего подозрительного не было видно. Собаки, увязавшиеся с ними, молчали – поблизости зверей не было.

– Вы что-нибудь видите? – спросил он у братьев, чтобы заговорить.

– Ничего нет, – сказал Бэктэр.

– Убежали, – разочарованно откликнулся Хасар. – Я думал подстрелить хоть одного, а они испугались нашей песни и убежали.

Уже без опаски они подошли к опушке и разглядели глубокие следы зверей. Насчитали пять углублений в рыхлом снегу, где сидели волки и тропки от них, ведущие в лес. Было тихо, густой снег быстро заваливал следы. Собаки глухо ворчали, обнюхивая их.

– Пойдем, – сказал Тэмуджин и первым пошел к костру.

Уже зайдя в юрту и отряхивая с себя снег, братья пустились в безудержное веселье.

– Их было десять или двенадцать, – снимая овчинный полушубок, захлебываясь от волнения, рассказывал матерям Хачиун. – В темноте глаза так и светятся, будто светильники горят.

– Ха-ха-ха, ты еще двадцать скажи, – засмеялся над ним Хасар. – Их всего пять голов было, понял?

– Ладно, не спорьте, – примиряюще говорила Оэлун. – В темноте трудно считать, может и больше их было, кто знает… Ведь главное, что вы их отогнали. Больше они сюда не придут. Ну, садитесь к очагу, допивайте суп.

Братья расселись и приняли из рук матерей чаши с дымящимся варевом.

– Волки боятся мужчин, – говорила Оэлун, глядя, как они с шумом втягивают в себя горячее. – А вот женщин они не боятся совсем, пусть хоть тридцать человек их выйдет с оружием в руках, они не испугаются. Как-то раз в нашем племени, когда я была еще восьмилетней девочкой, ночью пришли волки. Мужчин, даже подростков в то время в курене не было, все ушли на облавную охоту в дальнюю тайгу. Вышли все женщины с оружием, кричали, разжигали костры, стреляли в них, даже на конях пробовали отогнать, но те ничего не боятся. Отбегут на какое-то расстояние и стоят, ждут. И тут одна старуха подсказала: вывести из юрт маленьких мальчиков, всех, какие есть. Вывели от семилетних до новорожденных и велели кричать. Как закричали они во все голоса, а совсем маленькие заплакали от страха и холода, волки тогда постояли, постояли и ушли. Вот как они мужчин боятся…

– А почему они так боятся мужчин? – простодушно спросил Бэлгутэй.

– От мужчин идет другой запах, – объяснила мать Оэлун. – Они боятся вашего запаха.

– А какой это от нас идет запах? – удивленно протянул Хачиун и принюхался к своему плечу. – От меня ничем не пахнет.

Сочигэл насмешливо улыбнулась и, видно, хотела что-то сказать, но сдержалась.

– Узнаешь, когда вырастешь, – закончила разговор Оэлун. – А теперь ложитесь спать. Утром рано разбужу.

К утру снега выпало по колено. На голубом небе редкие обрывки туч медленно исчезали за горами Хэнтэя и красное рассветное солнце радостно выглядывало с далеких восточных гор.