Леонид Савельев - Охота на царя

В печке на угольях грелась в кастрюльке вода. Кибальчич растворял нитроглицерин в пироксилине.

Желябов сказал:

— Вам бы, Николай Иванович, ученым быть, а не революционером.

— Если бы не царское правительство— не торопясь отвечал Кибальчич, — я бы, конечно, изобретал машины и орудия для обработки земли. А теперь приходится бомбами заниматься. Да ведь я и не мешаюсь в ваши дела. Мое дело только приготовить бомбы. А вы уже сами ими распоряжайтесь. Как убьете царя, легче, верно, станет. Тогда докончу чертеж воздухоплавательной лодки. Будем по воздуху летать, Андрей Иванович.

— А вы ручаетесь за бомбы? — спросил Желябов.

— Вот видите эти стеклянные трубочки со свинцовыми грузиками: в них серная кислота. Я их обмотаю фитилями, напудренными смесью бертолетовой соли, антимония и сахара. А чтобы грузики не скользили, я их одену в каучук. Как только снаряд ударится о землю, стеклянные трубочки от сотрясения разобьются и… — начал объяснять устройство бомбы Кибальчич.

Революционер Тригони жил в меблированных комнатах. В комнате рядом с ним поселился какой-то отставной капитан. Очень вежливый, все старался заговорить с Тригони, чем-нибудь услужить ему.

«Уж не полицейский ли шпион, — подумал Тригони. — Надо бы переменить квартиру».

Но он не успел. 27 февраля в 7 часов вечера в гости к Тригони пришел Желябов.

— Здравствуй, — сказал Желябов, — у тебя в коридоре кажется, полиция.

— Сейчас узнаю, — отвечал Тригони.

Он вышел в коридор и крикнул служанке:

— Катя, поставь самовар.

И сразу на него накинулись со всех сторон полицейские. Арестовали и Желябова. Их посадили в карету и привезли в канцелярию градоначальника.

— Вы Тригони, — сказал градоначальник. — А как фамилия вашего товарища, которого у вас арестовали?

— Спросите его, — сказал Тригони— я не имею обыкновения говорить за других.

Но Желябов ничего не отвечал.

Их повезли в дом заключения. Там их встретил прокурор, который знал раньше Желябова в лицо.

— Желябов, да это вы! — воскликнул он в изумлении.

— Да, — отвечал Желябов.

— Расскажите, где вы жили, с кем встречались, — спросил прокурор.

— Не знаю, — ответил Желябов.

— Ну, мы сами узнаем, — сказал прокурор. — Разведите их по разным камерам.

Желябов и Тригони обнялись в последний раз.

А на другой день, 28 февраля, полиция стала созывать дворников со всего Петербурга и пропускать их по очереди мимо Желябова.

— Нет, никогда его не видали, — отвечали один за другим дворники.

Наконец, один дворник сказал:

— Знаю его, он с сестрой жил у нас в доме на Первой Роте под фамилией Слатвинского.

Но дворник не знал, что женщина, которая жила на одной квартире с Желябовым, была не сестра его, а жена. Фамилия ее была Перовская.

28 февраля в лавку Кобозева вошел полицейский техник-генерал в сопровождении пристава и городовых.

— Пришли осмотреть, нет ли сырости, — оказал техник-генерал.

Он осмотрел стены лавки, потом прошел в заднюю комнату. Там стояли бочки, ящики. Стена была обита досками.

— Что это здесь пролито на бочку? — спросил техник-генерал.

— Сметана, ваше превосходительство. На масляной пролили. — отвечал Кобозев бойко.

— А что в бочках?

— Сыры, ваше превосходительство, сыры, — говорил Кобозев, кланяясь.

Генерал подошел к стене и стал стучать молотком.

— Зачем доски прибил? — сказал он строго. — От этого сырость разводится. Надо их сейчас же содрать.

— Мы погибли, — прошептал Кобозев своей жене.

— Сунь взятку, — ответила шопотом женщина.

Кобозев незаметно вложил в генеральскую руку сторублевую бумажку.

— Ну, ладно, — сказал генерал. — Я вижу, что все здесь в добром порядке. Доски можно будет потом снять. Прощайте.

— Не думал, что гладко сойдет, — сказал женщине, когда все ушли, тот который называл себя Кобозевым. — А подкоп уже доведен до середины улицы, все готово.

— Что это Желябов пропал! — сказала женщина.

— Верно занят, — ответил Кобозев. — Ведь взрыв назначен на завтра.

28 февраля Кибальчич и еще несколько человек, которые должны были на другой день бросать бомбы, пошли к пустырю за Смольным монастырем пробовать снаряды.

Бросили бомбу; она взорвалась с треском, осколки разлетелись на сажень во все стороны.

— Хорошо, — сказал Кибальчич, — теперь надо приготовить такие снаряды к завтрашнему дню.

В доме на Вознесенском проспекте, в квартире третьего этажа, собрались десять революционеров, членов Исполнительного Комитета Народной Воли. Но главного вождя и организатора, Желябова, среди них не было. Уже стало известно, что он арестован. Было три часа дня.

— Подкоп из сырной лавки уже готов— сказал один из собравшихся, — но бомбы еще не готовы. Успеем ли мы к завтра?

— Каждый час дорог, — сказала Перовская, — полиция уже напала на след. В лавке был обыск. Желябов арестован. Я не вернусь больше на квартиру. Надо действовать завтра. Во что бы то ни стало завтра.

Все согласились. Кибальчич зажег спиртовку и взялся за работу.

Всю ночь Кибальчич провел за работой, приготовляя снаряды. Ему помогали еще двое. У одного из них на руке не хватало трех пальцев.

Помощники Кибальчича были морской офицер Суханов и бывший студент Исаев. Суханов пришел прямо из лавки Кобозева. Несколько ночей под ряд он рыл оттуда подкоп, а сейчас вложил в подкоп мину.

Исаев не первый раз делал снаряды. Три пальца оторвало ему при работе над динамитом.

Они работали всю ночь над четырьмя снарядами. Когда снаряды были готовы, их вложили в пятифунтовые жестянки от монпансье. Эти конфектные жестянки — с трубками внутри, начиненными гремучей ртутью, пироксилином, нитроглицерином, гремучим студнем и камфорой — и были те бомбы, которые должны были убить завтра Александра II, если только его раньше не убьет мина под мостовой у лавки Кобозева.

У большого оконного стекла стояла всю ночь женщина, вглядываясь в темную улицу. Она смотрела, не идет ли полиция.

А царь Александр II, перед тем как лечь спать, записал в свой дневник:

«28 февраля 1881 года. В 11 часов доклады министров. Три важных ареста, в том числе Желябов. В 1 час завтрак с детьми».

«Главного поймали, теперь и остальных бунтовщиков переловят», — думал царь.

И в первый раз за много лет Александр II лег спать радостный и спокойный.

Рано утром 1 марта, в воскресенье, полиция пришла на квартиру Желябова. Перовской на квартире не было. В квартире нашли только пару сыров и несколько пустых пятифунтовых жестянок из-под монпансье с черной пылью на дне.