Георгий Федоров - Игнач крест

Площадь перед Преображенским собором, так недавно белевшая рубахами златотканых поясов, теперь покрылась, как саваном, темной шевелящейся плотью с кровавыми пятнами.

Иван Дмитриевич видел отверстые рты погибающих, но звука не слышал. Мысли его в предсмертный час были далеко, что не мешало ему четко и ясно отдавать приказы. «Женщин и детей спрятали в подземный ход, но удастся ли им спастись? Таурмены могут застрять здесь надолго, и тогда пощады не будет… Нет. Я правильно рассчитал. Зачем им сожженный и разрушенный Торжок, где им не достанется ни горсти зерна, ни другого провианта, а путь на Новгород будет открыт?» — тяжело вздохнул посадник.

Тем временем, не обращая внимания на стрелы и кипящую смолу, посылая вперед пленных, взбираясь по приставным лестницам, по телам своих же павших и раненых, ордынцы ползли на приступ. Вал штурмующих был так плотен, что убитые чэриги не могли упасть, и их выносили на стены детинца. Еще солнце не успело скрыться за верхушками деревьев леса, когда все немногочисленные защитники детинца погибли, сражаясь, но не отступив. И одним из первых пал с разрубленным плечом и грудью Иван Дмитриевич. В кровавом тумане, застившем его глаза, увидел он в последний миг множество лиц, и все они были близкие и родные, и всех ближе и роднее лица Авдотьи Саввишны, сыновей и дочки Федоры, а в ушах продолжали раздаваться удары вечевого колокола. Рядом с ним лежали несколько убитых им ноянов и чэригов, не считая тех, кто потерял равновесие и свалился с заборол вниз.

Батый, наблюдавший за побоищем с холма, сидя на своем любимом ахалтекинце, вытер полой чапана [111] Чапан — верхняя одежда монголов, халат. вспотевшее от напряжения лицо со вздрагивающими ноздрями и сказал Субэдэю, не поворачивая головы:

— Урусский князь, защищавший этот город, великий воин. Если он еще не убит и попадет ко мне в плен, я сделаю его своим темником, может быть, даже поставлю на твое место, баатур. Ему не понадобилось бы, наверное, четырнадцати дней, чтобы справиться с таким городишком. Как ты думаешь?

— Все мы в твоей власти, внук Повелителя вселенной, — покорно склонил голову Субэдэй, ничем не выдав своего уязвленного самолюбия. — Только в этом городе не было ни князя, ни княжеского войска. Это первый город новгородской земли, который попался нам на пути. Что же будет дальше?

— Надо выбрать такой путь на Новгород, чтобы миновать укрепленные города.

— Я уже выслал вперед отряд разведки из двухсот всадников, но пока никто из них не вернулся…

— Нам тут больше делать нечего. Загрузи арбы торжокским зерном — и в путь!

— Все запасы в Торжке уничтожены по приказу их воеводы.

— Тогда распорядись вырезать и высушить его сердце, а потом в шелковом мешочке подвесить к моему черному знамени войны, как висят до сих пор на нем сердца самых отважных врагов моего деда, Повелителя вселенной.

В это время подскакал джаун-у-ноян из тумена синих самого Бату и доложил:

— Непобедимый! Захвачена в плен раненая уруска. Она сражалась с нами, как храбрый воин. Судя по оружию и одежде — она из знатного рода. Она без сознания, а трое урусов, защищавших ее, убиты.

— Вели отвезти её к индийской чародеице. Скажи, что она должна жить и должна быть в сознании, когда я велю привести ее ко мне.

Джаун-у-ноян поскакал выполнять приказание, а Субэдэй посмотрел ему вслед, прищурив свой единственный глаз, и сказал задумчиво:

— Ты был прав, великий и непобедимый, что послал меня вперед: воины новгородской земли не похожи на других урусов…

Батый нетерпеливо дернул головой — он счел рассуждения баатура только хорошим способом прикрыть собственные ошибки и просчеты.

В 1235 году, за три года до начала описываемых событий, в сердце Монголии на берегу реки Орхон, в «Черном лагере» — Каракоруме, столице Монгольской империи, состоялся курултай, съезд знати, принявший важнейшее решение о начале похода для окончательного покорения вселенной. Было условлено, что войска во главе с Чармаганом направятся на завоевание Крыма, Кавказа, Закавказья и Малой Азии, а другое, главное войско пойдет на волжских булгар, Русь, на захват половецких степей и стран Европы до той черты, до которой дотянется монгольская сабля, и все это для расширения улуса [112] Улус — родоплеменное объединение на одной территории, подвластное хану. Джучи, уже простирающегося от Яика [113] Яик — река Урал. до Днепра. В соответствии с завещанием Чингисхана, ненадолго пережившего Джучи — своего старшего сына, во главе двинувшихся на запад орд был поставлен едва достигший тридцатилетнего возраста сын Джучи — Бату, к которому по наследству перешел улус отца.

Несмотря на то что Бату возглавил войско согласно воле самого Повелителя вселенной, его назначение на курултае прошло совсем не гладко. Другие внуки Чингиса и его сыновья сами хотели возглавить поход. Они использовали против Бату все, даже сплетню о том, что он вовсе не внук Повелителя вселенной, а незаконнорожденный: Гуюк-хан, сын нынешнего великого хана Угэдэя, который сам хотел встать во главе похода, громко кричал о том, что, когда Повелитель вселенной звался еще просто Тэмуджином, отряд меркитов, совершив набег на монголов, похитил его жену Бортэ, и хотя на другой год Тэмуджин отбил ее, разгромив меркитов, но именно в этот год и родился Джучи, так что он не был сыном Чингисхана, а значит, и Бату вовсе не его внук и не имеет права стоять во главе войска. Противники назначения Бату выступали против него настолько яростно, что озлобление, как писали очевидцы, проникло в мозг их костей. Но это им не помогло.

Вялый, безликий, безвольный Угэдэй, склонный к пьянству и разврату, в чем он даже каялся публично, на этот раз проявил неожиданную твердость. Знающие люди потихоньку говорили о том, что за спиной Угэдэя стоит китаец Елюй Чуцай, потомок основателя императорской киданьской династии, перешедший на службу к Чингисхану после покорения им Северного Китая и ныне возвысившийся еще больше при великом хане Угэдэе. Он стал его ближайшим советником и главным законодателем.

Угэдэй не раз убеждался в том, что, следуя советам Елюй Чуцая, он получает огромные доходы, что было ему особенно по сердцу при его нраве, а кроме того, китаец полностью принял на себя все тяготы управления империей, оставив своему повелителю возможность сколько угодно предаваться пьянству, охоте и другим развлечениям. А потому великий хан полностью поддерживал Елюй Чуцая, который хотел многого достигнуть назначением Бату главой похода на запад. Послушный его советам, великий хан явился на курултай трезвым и воззвал, обращаясь к сородичам по Алтан уругу (Золотому роду): «Царственный сокол души моего великого отца ныне купается в беспредельных просторах вечного неба и взирает на нас. Отец заповедал, чтобы вождь улуса Джучи возглавил поход на запад для последнего расширения этого улуса и всей нашей империи. Кто же стоит ныне во главе улуса безвременно ушедшего от нас моего брата Джучи? Его сын, мой племянник Бату, который правит улусом с огнем в глазах и с блеском в лице. Неужто можно допустить, чтобы копыта ваших коней подняли из земли зависти такую пыль, что в клубах ее скроется воля моего великого отца? Нет. Не бывать этому. Бату возглавит поход. Его правой рукой и советником я назначаю великого баатура Субэдэя, который еще моему отцу помогал восходить на вершину власти и десятки лет служил под его белым девятихвостым знаменем. Двенадцать лет назад он вместе с Джэбэ по повелению моего великого отца уже разбил огромное войско урусов при Калке. А теперь также верно служит мне. А еще в поход под началом Бату пойдут со своими туменами члены нашего Алтан уруга — мои сыновья и племянники Гуюк, Менгу, Бури и все остальные и даже мой брат — младший сын нашего великого отца Колген [114] В русских летописях — Кулькан. , а также старшие сыновья темников, всех владельцев уделов, ханских зятьев и ханских жен».