Георгий Федоров - Игнач крест

Аджар молча склонил голову. Субэдэй резко поднял ее за подбородок своей жесткой, шершавой ладонью и уставился в глаза князя.

— Ты хорошо знаешь нашу монгольскую жизнь, ты бывал в Каракоруме, но ты не монгол, ты не гонец великого хана. Ты самозванец! Ты урус или кипчак. Я понял это почти сразу. Ты все-таки выдал себя. Молодой Саин хан и его безмозглая свита ничего не заметили. Но хотя у меня один глаз, меня трудно провести, я хорошо вижу. — И брезгливым жестом он оттолкнул от себя Аджара. — Ты приехал на коне белого священного цвета, ты думал, что так и подобает гонцу великого хана, но ты ошибся! Настоящий гонец никогда бы не выбрал белого коня, пускаясь в такой далекий путь: они привередливы в еде и легко умирают.

— Мой конь пал в бою с урусами. Только поэтому я пересел на захваченного у них белого жеребца, — снизошел до пояснений Аджар.

— А пайдза? — Тут Субэдэй усмехнулся еще более зловеще. — Это действительно пайдза гонца великого хана. Только выдана она была моему внуку Долбану. Я узнал ее по зарубке на крыле кречета. — Он воздел руки к небу и издал стон, больше похожий на рычание. — Пайдзу у моего внука могли отнять только с жизнью! А теперь, если не хочешь, чтобы с тебя живого содрали кожу, раздробили все кости, рассекли грудь и вырвали сердце, отвечай на мои вопросы, отвечай быстро и правдиво!

— Хорошо. Я буду говорить правду: приказ об отступлении отдан, а смерти я не боюсь.

— Кто ты? Почему не похож на уруса?

— Я князь Андрей. Моя мать половчанка.

— Как умер мой внук?

— Как подобает храброму и мужественному воину. Он погиб в бою.

— Кто убил его?

— Я, — помедлив, ответил князь.

— Где его останки? — надтреснутым голосом спросил Субэдэй, и стало видно, что он действительно стар.

— Я сам похоронил его под каменным курганом вместе с оружием и конем, как велит обычай монголов, — печально сказал Андрей.

— Благодарю тебя, вечное небо, хотя бы за это, — пробормотал полководец и низко опустил голову.

— Я убил его на своей, на русской земле, на которую вы принесли войну и смерть. Мне не жаль твоего внука, хоть это и был смелый и красивый человек, но ведь не мы пришли к вам с войной, а вы к нам! — В волнении князь Андрей хотел было встать, но волкодавы зарычали и изготовились к прыжку.

Субэдэй остановил их знаком руки.

— Продолжай, — сказал он.

— Пятнадцать лет назад вы тоже пришли на нашу землю. Это ты командовал войском, когда в сражении неподалеку от Дона был убит мой отец вместе со всей дружиной. Это твои воины закололи мою мать и сестру, истребили почти всех, кто жил на городище. Я сам был ранен, попал в плен и был отправлен в Каракорум, как оружейник. Сначала я ковал оружие, потом меня стали брать в походы как простого чэрига, потом я стал нукером, арбан-у-нояном, а одиннадцать зим тому назад сам Повелитель вселенной сделал меня минган-у-нояном после взятия тибетского города. Но все это время я мечтал только об одном — о возвращении на родную землю, в Новгород. И вот я наконец дома.

— Дома, — недобро усмехнулся Субэдэй. — Дома ты умрешь в мучениях!

— Я готов умереть за свой народ.

— «Народ»… — передразнил старик. — Мы служим не народу, а нашим господам, нашим ханам или князьям. Вот и все.

— Нет, не всё, — сузив свои слегка раскосые глаза, сказал Андрей. — Дело в том, кто у кого господин, — у тебя хан, а у меня Господин Новгород.

— Повелитель вселенной завещал нам идти все дальше на заход солнца, покоряя один народ за другим. Ради этого можно пролить море крови, приносить любые жертвы, отдать саму жизнь. А чего хотите вы, урусы, ваш Господин Новгород?

— Мы хотим жить свободными людьми, и мы готовы умереть за свою свободу.

— Свобода — это сказка для дураков или маленьких детей…

— Нет, — прервал Андрей полководца, — свобода — это великий дар.

— Небо даровало людям только одну свободу — свободу карать непокорных. Свободу зла.

— Бог дал людям не свободу зла, — не сдавался князь, — свободу выбора между добром и злом: творящий добро уподобится Богу, творящий зло будет наказан.

— То, что для одних зло, для других добро, и наоборот. Разве не так?

Андрей хотел что-то возразить, но Субэдэй прервал его, решив оставить за собой последнее слово в этом споре. Он заговорил о другом:

— Ты не удивишься, почему я ничего не спрашиваю о численности и вооружении новгородских войск? Их расположении?

Князь Андрей пожал плечами.

Субэдэй усмехнулся:

— А тебе не кажется странным, что я приказал поставить вокруг юрты двойное кольцо стражи? Ведь тебя мне бояться нечего — рука у меня сильная и удар точен, а ты безоружен. Я бы мог в одно мгновение убить тебя…

— Ты не можешь убить посла великого хана в своей юрте, не выдав моей тайны. Тебя самого казнят, не посчитавшись со всеми твоими заслугами. Разве не так?

— Ты хорошо знаешь наши обычаи, урус, но ты не ответил на мой вопрос, — произнес Субэдэй своим хрипловатым голосом, стараясь говорить как можно тише.

— Хорошо, я отвечу, — решился Андрей. — Слушай внимательно. Мы можем поставить не менее ста тысяч бойцов, и это кроме застав и полков, находящихся на литовской и шведской границах. Это опытные и отважные воины, которым уже приходилось драться с Ливонским орденом и со шведами и литовцами, с чудью и другими северными народами. Ты знаешь, что под властью Новгорода находятся земли, которые по размерам не меньше всей остальной Руси, и сколько они могут выслать против вас войск, ведомо только Богу. Я знаком с вашими приемами боя — вы привыкли наносить удар так, чтобы исключить соединение главных сил врага, а новгородские дружины уже соединены в один кулак.

— Немногие уцелевшие бойцы из отряда разведки рассказывают небылицы о вашем войске, состоящем из небольших летучих отрядов, — согласился Субэдэй, — они внезапно нападали на наш авангард. Но мои люди сообщают, что из множества всадников, проскакавших тогда мимо нашего войска, большинство, видимо, были куклами, а не людьми. — При этих словах Аджар отвернулся, а Субэдэй, сердито сверля его глазами, продолжал: — Этот прием хорошо известен и нам, его применял сам Повелитель вселенной, да будет он счастлив в бездонных глубинах вечного неба. За трусость и дезертирство я распорядился казнить спасшихся бегством. Разведчик еще доносит, что одновременно по нашему авангарду выпускалось не более двух десятков стрел, значит, и в отряде было не больше двадцати человек. Ведь так?

— Тринадцать, — негромко сказал Андрей. — Новгороду нужно было время, и он его получил.

— Я мог бы догадаться сам, — прошептал Субэдэй. — Да, если тысячи новгородцев будут в половину так драться, как эти люди, они перебьют все наше войско.

— Они будут драться лучше!