Булат Окуджава - Путешествие дилетантов

Лавиния пишет божественные письма. Я плачу и смеюсь. Ощущение собственного ничтожества тотчас покидает меня, стоит мне пробежать пару строчек, сочиненных ею. Слава богу, что хоть ее не разжаловали в солдаты. Хочу поделиться с нею своими планами, но, как только прикоснусь пером к бумаге, сразу же возникает передо мной почти позабытое лицо Приимкова, и я вижу, как он грозит мне пальцем и восклицает: «Вы с ума сошли, чтоб не сказать хуже! Вы что, забыли, где живете? Да ваши мысли немедленно станут достоянием полковников фон мюфлингов!» Нет, ваше сиятельство, я не забыл, я осторожен, я коварен, я начеку, я истинный солдат. Хорошо, что Лавинию не разжаловали в солдаты. Когда-то я предал Александрину… Мне нужна одежда… Ходил по воскресному базару. Какой-то чечен предлагал почти бесплатно старый сюртук. Наверное, снял с убитого. Хотел купить, но передумал… Я отправлюсь пешком до ближайшей станции, а там пристроюсь к дилижансу. Я мог бы уже сейчас нарисовать волшебную картину своего тайного пребывания в убежище, предназначенном мне Марией Амилахвари, но, как говорят солдаты: «Загад не бывает богат». Молчи, Мятлев, притворяйся счастливым и храбрым, носи ружье с достоинством, ставь ногу твердо, стреляй в живых, пей спирт на панихидах!.. Я мог бы уйти в горы и сдаться Шамилю, обворожить его, сделаться его кунаком, получить коня, черкеску, бурку, золотое оружие, а затем ускакать в Персию и оттуда отправиться в Европу… я мог бы, когда бы в этом было хоть немного трезвого смысла. Прощай, Шамиль, тебе не угрожают ни моя преданность, ни моя неверность… Мне нужны одежда и деньги».

«…апреля 24…

…Какой сюрприз! Вчера под вечер распахиваются крепостные ворота и вваливается очередное войско, чуть поболее роты, чистое, нетронутое, горластое, предводительствуемое… Мишкой Бергом! Над новичками принято здесь подтрунивать, но Мишку Берга с его золотым оружием хорошо знают, поэтому и остальных оставили в покое. Мы встретились как родные братья. Как странно. Он выглядит еще взрослее, чем в Тифлисе, еще обветреннее. Ему определили чью-то замызганную квартиру с непременной деревянной тахтой в большой комнате. Там вечером мы и сошлись. Обо мне все ему было известно. «Я не придаю значения, – заявил он, – беру вас к себе в роту, и плевать на все!» Чудо. У меня немного отлегло: все-таки свой, и прошлое у нас кое-какое, да и Лавинию он знает… Вместе с ним, натурально, прибыл и Коко Тетенборн, который еще в Тифлисе, наскучив интендантством, решил зарабатывать золотое оружие. Вскоре пришел и он сам с поредевшими кудрями. Мы обнялись, и он сказал, сияя: «Тут же, не отходя далеко, встретил одну юную госпожу, с которой очень быстро, по-боевому, завязал тесную дружбу!» – «Ну, это еще поглядим», – мрачно пробубнил Берг. Я понял, что дело касалось Адели. Коко, не смущаясь, выражал восхищение всем увиденным и тут же спросил меня: «А вам не бывает страшно, когда по вас палят? Вы как переносите?..»

– Да я же тебе рассказывал, – рассердился Берг.

– А я хочу знать мнение Мятлева, – сказал Коко, сияя зубами.

Никаких соболезнований мне не выражалось. Все было пристойно, дружественно, слегка лихорадочно…

Лошадь можно увести с любой из коновязей. Это не проблема.

Был уже поздний вечер. Человек Берга прислуживал нам весьма расторопно.

Берг.Десять лет – срок немалый, но серьезных усовершенствований в оружии я что-то не замечаю… Вот у англичан…

Я.Как вы полагаете, за сколько времени относительно умелый всадник доскачет из, ну, положим, Грозной до, положим, Пятигорска?

Коко.Да вы, Мятлев, ко всему и математик!

Берг.Я очень боялся попасть сюда в пору распутицы… А сейчас дорога вполне приличная.

Коко.Тут об этой даме рассказывают черт знает что…

Я.А по сухой дороге, кстати, вообще ничего не стоит доскакать.

Берг.Конечно… А вот Коко, например, ни разу в седле не сидел.

Коко.Зато я отлично сижу за столом.

Я.Когда не знаешь, сколько тебе вот так тянуть эту солдатчину, можно ведь и решиться на что-нибудь такое. Отчаяние может черт знает на что толкнуть…

Берг.Здесь все забываешь: никаких интрижек, никакой суеты. Одна цель.

Коко.В Петербурге эта юная Манон выглядела бы тусклее, но здесь… я прямо обмер, и она, главное, так смотрит… Ее отец, кстати, совсем одурел от спирта.

Берг.Сущая околесица! А вы, Мятлев, должны перейти ко мне в роту. Я вас в обиду не дам.

Коко.Берг хочет спросить о Лавинюшке, его так и подмывает, но он не решается, помня вашу пощечину…

Берг.Бред необстрелянного каптенармуса… Вы его, Мятлев, не слушайте. Это мелкая месть за то, что я перебил ему интрижку с Марией Амилахвари…

Коко.Ничего себе интрижка!.. Я любил ее! Вы помните ее, Мятлев? Ну еще бы! Разве это дурно, что я влюбился в такую богиню? «Интрижка»… У Берга разум на уровне полковой мортиры.

Я.Комендант рассказывал об одном «несчастном», который пустился в бега, и какая-то полковая сволочь преследовала его, покуда не настигла. Потом его засекли, или распяли, или сожгли, а он в прошлом был где-то там у себя чуть ли не губернским предводителем и задавал пиры вот для этих же, которые его потом догоняли и убивали…

Коко.Ах, ах, ах, какие жестокие нравы!

Берг.Конечно, можно расслабиться, и пускать слюни по любому поводу, и быть тряпкой, но разве это поможет, когда какой-нибудь озверелый чечен или авар начнет выпускать тебе кишки?

Коко.Мы должны беречь себя для главного…

Берг.Пожалуй…

Коко.…для вот таких молодых, хорошо объезженных крепостных мадонн.

Берг.Ты помешался. Придется мне самому заняться этой девицей.

Коко.Только попробуй!

Берг.Твоя болтовня будет для нее слишком обременительна. Она просто застрелит тебя…

Я.А вы, Берг, никогда не отдавали распоряжений засечь кого-нибудь из своих солдат?

Берг.Вам это не грозит.

Коко.Она меня уже подстрелила. Теперь я уже не гожусь для схваток с горцами.

Я.Конечно, тот беглец и не подумал переодеться, а топал в солдатском, не скрываясь…

Коко.Бездарный дилетант… Я, конечно, могу предложить ей руку и сердце, но ведь это какая волынка, боже мой! Да к тому же вдруг она истеричка… А знаете, почему князь Барятинский помчался на Кавказ сражаться? Великая княжна Ольга Николаевна предпочла ему, по желанию, естественно, своего папаши, принца Вюртембергского, и бедный князь вынужден был сделаться патриотом.

Берг.Князь Барятинский смелый воин.

Коко.Он лучшей участи достоин… А я разве не смелый? Покорить такую гигантшу – это, я вам скажу, тоже героизм. А говорят, Мятлев, что из-за вас поручика Амилахвари поперли из гвардии…