Павел Гельбак - Сын чекиста

— А в школу?

— Да мы быстро,

Крепость не за углом, до нее идти и идти. Парнишка, принесший известие о самолете, бежит впереди. Значит, не соврал. Ребята бегут за ним. Вот уже позади оживленные городские улицы. Впереди валы старой крепости, маленькие чугунные пушки, окопы. Ребята поднимаются на вал и видят: аэроплан врылся носом в землю, вокруг него толпа. Человек в шлеме и кожаной куртке — Вовка сразу догадался, что это летчик, — никого близко к аэроплану не подпускает.

Кто-то говорит, что теперь летать не опасно, в случае чего можно с парашютом прыгнуть.

— А что это за штука «парашют»? — спрашивают у летчика.

И он начинает объяснять устройство парашюта, для ясности сравнивая парашют с зонтиком.

— «Добролет» будет организовывать массовую подготовку парашютистов, — говорит летчик. — Многие из вас станут летчиками и парашютистами. Только вот не вмажьтесь, — обращается он к мальчишкам, — как я...

Лицо летчика озабочено. Вовке его жаль. Разбить самолет — это не чернила на штаны вылить. Тут влетит так влетит!..

Ребята возвращаются домой. Какая там школа! Скоро обедать. Всю дорогу только и разговору, что об авиации. Вовка говорит, что на шкафу у них лежит старый зонтик; если взять его, бабка даже не заметит.

— Выноси! — решает Васька. — Попробуем!

Вовка вбегает в комнату и бросается к шкафу. На нем свернутые в трубку и перевязанные тесемками выкройки, под ними зонтик.

— Пришел? — слышится из кухни голос бабки.

— Знаешь, бабушка, у крепости аэроплан разбился.

— Да ну?.. Как же это?

Но Вовки уже и след простыл. Раскрыв зонтик, он носится по двору. Васька канючит: «Дай я! Дай я!» Длинноногая Нинка спрашивает:

— Что это ты с зонтиком носишься, когда солнце светит?

Вовка разъясняет, что это не зонтик, а парашют. Васька, попросив зонтик, прыгнул с забора. Правда, с забора они и так прыгали. Забор невысокий, а под ним песок. Но с зонтиком прыгать интересней.

— А я с крыши прыгну! — заявил Вовка.

— Ну и хвастаешь! — усомнилась Нинка.

— Не веришь? Давай на спор!

С крыши весь двор как на ладони, даже Дворцовую видно. Вон извозчик проехал, возле кино «Ампир» толпа. На соседнем дворе кто-то доски строгает. Длинноногая Нинка кажется маленькой. С земли доносится Нинкин писк:

— Слаб о прыгнуть! Слезай... Проиграл...

Вовка раскрывает зонтик. Васька бледнеет.

Выставив вперед зонтик, Вовка на карачках спускается к самому краю крыши. Внизу раскачиваются пышные зеленые шапки деревьев. Прыгать с такой высоты Вовке боязно, а не прыгать нельзя. Тогда хоть во двор не показывайся!

Вовка зажмуривает глаза и решительно бросается вниз. Ветер с силой рвет из рук зонтик, навстречу мчится шелковица. Зонтик прогибается, вырывается из рук.

Подбегают Васька, Нинка, запыхавшиеся близнецы. Вовка хочет подняться, но земля уходит из-под ног, и он падает. Еще раз пытается встать и опять падает. С правой ногой произошло что-то неладное. Она подгибается в неположенном месте.

— Ой! Вовка ногу сломал! — догадывается Нинка.

Близнецы Борька и Мишка, обгоняя друг друга, мчатся за бабкой. Мария Александровна выбегает в халате, на шее болтается сантиметр.

Вовку несут в комнату, кладут на кровать, Яков Амвросиевич спешит за доктором. До Вовки доносятся его слова: «Допрыгался, скаженный! Вот отрежут ногу...»

Вовка холодеет от ужаса. Никогда ему не быть летчиком, матросом, солдатом! Неужели всю жизнь придется ковылять на деревяшке?

Приходит врач. Он осторожно дотрагивается до ноги холодными пальцами, многозначительно хмыкает и говорит:

— Перелом. Немедленно в больницу!

В больницу едут на трамвае. Извозчика еще надо искать, а трамвайная остановка рядом с домом. Яков Амвросиевич несет Вовку на руках. Пассажиры уступают им передние места, расспрашивают, любопытствуют, что да как. Молодой парень подбадривает:

— Не дрейфь, пацан! Парашютистом будешь... Эх ты, жертва «Добролета»!

Лев Абрамович Финкельштейн, главный хирург больницы, уже давно перебравшийся из Знаменки в Елизаветград, осматривая Вовкину ногу, говорит:

— Хорошо, что у нас нет небоскребов! А то такие прыгуны с зонтиками ломали бы себе не ноги, а головы. Да... Есть осколки. Надо оперировать.

Вовка всхлипывает. Его перекладывают в тележку и везут в операционную.

— Маску! — коротко бросает хирург сестре.

— Ты умеешь считать? — спрашивает Вовку хирург. — Как тебя зовут?

— Не буду! Не хочу!

— Первый раз слышу, чтобы мальчика звали Небуду, Нехочу.

Вовка вертится, хочет сбросить маску, но его голову и ноги держат сильные женские руки.

— Не буду! Не буду! — все глуше, но упрямо повторяет Вовка.

А потом язык перестает его слушаться, перед глазами расплываются и гаснут звезды...

...Вовка пришел в себя в палате. Болела голова, тошнило. Он попытался поднять правую ногу, но не ощутил ее: значит, отрезали. Пощупал — нога оказалась на месте, в каких-то твердых бинтах.

— Пить! — просит Вовка.

— Сестра, можно дать ему немного воды?

Вовка узнал голос матери, повернул голову. Она сидела возле кровати в белом халате, совсем как доктор.

— Смочите ему губы, — отвечает сестра.

Катерина мокрой ваткой провела по запекшимся губам сына. За больничным окном ночь, таинственно шепчутся каштаны, в палате полумрак. И видится ей другое лицо, такие же припухшие губы, такой же слегка вздернутый нос с широкими ноздрями, большой матовый лоб, и на нем удивленно приподнятая левая бровь. Сколько лет прошло! А каждая черта лица в сердце запечатлелась. «Ой, что это я, при живом муже о мертвом вспоминаю?» — пугается Екатерина Сергеевна и приникает губами к пахнущему хлороформом лбу сына.

У ворот больницы Екатерину Сергеевну поджидает Семен.

— Ну как?

— Да вроде ничего. Заснул.

На черном бархатном небе светятся большие яркие звезды. Каждый из супругов думает о своем. Ягодкин о том, что завтра рано на работу, а он не спит из-за чужого ребенка, у которого не хватает в голове заклепок. Катерина — о том, что Семен, наверное, никогда не станет отцом для ее сына, что Вовка похож на Арсена не только лицом, но и характером: такой же смелый и отчаянный.

От калитки отделяется мужской силуэт и тихо зовет:

— Катюша! Катерина!

Задрожали ноги, бешено заколотилось сердце Катерины.

— Арсен! — вскрикивает она. — Арсен!..

Ягодкин удивленно смотрит, как его жена обнимает какого-то мужчину. Она, кажется, плачет.

— Что это значит? — спрашивает Семен Марию Александровну, стоящую у забора.

— Да вот муж ее объявился.

— Муж?..

Первым овладевает собой Арсений Александрович. Он отстраняется от Катерины и протягивает руку Ягодкину Семену: