Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс

Так жаловались старые богачи, расставшиеся с сыновьями, но не с деньгами, сопровождая похоронный одр к городу.

Войско текло из Сард к Абидосу, на берега Геллеспонта. Верблюды шли первыми бесконечной чередой. На спинах своих они несли сундуки и сосуды. Далее шли воины из всех стран, покорных Царю Царей. Они составляли более половины всего шествия. Войско следовало за войском — с собственными полководцами, военачальниками, сотниками и десятниками, — беспорядочными толпами, которые вместе удерживал только посвист кнута. За ними не было никого, и не приходилось ждать долго, чтобы дорожная пыль успела улечься.

А потом величественным шагом неторопливо шествовали конные тысячи отборной стражи, набранной из всех провинций. За ними шли тысячи пехотинцев, вооружённых копьями, наконечники которых смотрели вниз; цвет персидского войска, они выступали парадным шагом, а за ними вели десятерых священных коней.

Это были нисейские кони: животные, рождённые на Нисейской равнине в Мидии. Там располагался великолепный конный завод, где содержали сто пятьдесят тысяч коней, самых рослых и благородных на всей земле, белых как снег и чёрных как ночь. Всякий, кто видел этих животных, несущихся по Нисейской равнине, думал, что видит скакунов, принадлежащих богам либо рождённых из пены морской или из бурного облака, скакунов, чьи ноздри извергали пламя, скакунов с блистающими глазами, лебедиными шеями, развевающимися по ветру гривами и хвостами. Всякий, кому удавалось увидеть сто пятьдесят тысяч животных на Нисейской равнине, понимал, что ему довелось быть свидетелем невероятно прекрасного зрелища, живого океана, вечно движущегося облачного небосвода, нисшедшего на землю. Десять священных коней, укрытых великолепными попонами, украшенных султанами из перьев, были выбраны из этого стада. Они следовали за пехотой, и ходили за ними конюхи благородного происхождения.

Далее ехала священная колесница Зевса. Она была пуста, однако её влекли десять белых коней, а возница шёл за нею пешком. Зевс Персидский, глава богов Персидской державы, незримо находился в ней.

Следом ехал Ксеркс в своей боевой колеснице, запряжённой нисейскими конями, возница также шёл пешком. Он был братом Аместриды и сыном Отана, звали его Патирамф. За колесницей следовала гаксамакса Ксеркса, крытая повозка, в которой он мог лечь, когда уставал красоваться в колеснице.

Далее шествовала тысяча копейщиков, наконечники их копий смотрели вверх. По пятам за ними ехала тысяча отборных всадников.

После них шествовали десять тысяч Бессмертных.

Все эти всадники и пехотинцы блистали позолоченными шлемами и панцирями, гибко охватывавшими руки; золото горело на браслетах, набедренниках, огромных щитах, луках, мечах и пиках. Каждый из них в той или иной степени сиял золотым блеском. Одна тысяча Бессмертных была вооружена копьями, украшенными золотыми гранатовыми яблоками, остальные девять тысяч несли пики с серебряными гранатовыми яблоками, и серебро и золото ослепительно блестели над головами, покрытыми шлемами. Великолепие это проявлялось и в больших, полированных до зеркального блеска щитах. Золотые, серебряные, синие отблески ложились на лица людей. Ибо солнце, сиявшее в ясном лазурном небе, отражалось во всём: в яблоках, в щитах и остриях копий. Когда кони, фыркая, вставали на дыбы, их белые или чёрные гривы праздничными штандартами развевались надо всем блеском.

После в шествии вновь наступал разрыв в два стадия.

А потом без строя шло основное войско, растянувшееся на многие стадии, подгоняемое свистом кнутов и ругательствами десятиначальников.

К войско оставило Лидию, вступило в Мидию, прошло сквозь город Карена, миновало Адрамитрей и Антрадус, древний пеласгийский город. Гора Ида осталась слева, и к вечеру того же самого дня полки Ксеркса пошли по полям, осенённым памятью Гомера. Самые образованные среди полководцев пытались угадать вдали Трою. Свирепая гордость кипела в крови Ксеркса. Сквозь щель в занавесях гаксамаксы он пытался разглядеть знаменитые руины.

Но увидел он только утопающие в дымке холмы под чёрным трагическим небом, на котором неслись друг за другом облака. Назначили привал. Войско должно было остановиться на склонах горы Ида, ибо переход утомил людей. И когда ночь была темнее всего, разразилась ужасная гроза. Многие сочли её столь же дурным предзнаменованием, как и затмение.

На следующий день войско остановилось на берегах Скамандра. Даже вздувшаяся после дождя река не могла предоставить достаточно воды для всех людей, коней и вьючных животных. Когда напились все, в русле реки осталась одна только грязь, которая скоро запеклась на солнце, а потом растрескалась под жгучими лучами солнца.

Ксеркс посетил развалины Трои. Бродя между камней, он произносил вслух строки из «Илиады», на ломаном греческом языке. Собственный артистический порыв весьма растрогал Царя Царей. Он ощущал известное смятение здесь, в месте, где погибли троянцы, где сгорел в пламени весь их город. Посреди Трои, как и в героические времена, высился храм Афины Паллады. Ксеркс принёс в жертву богине тысячу быков. Войско съело их мясо, а маги совершили возлияние духам троянских героев. В ту ночь, когда вновь разразилась гроза, в войске начался бунт. Многие солдаты бежали, охваченные страхом.

Ксерксу об этом не доложили. На рассвете армия продолжила свой путь на Абидос.

Блистало ослепительное солнце. С вершины холма, сидя на высоком мраморном троне, высоко парившем над многочисленными сиденьями персидских вельмож, Ксеркс обозревал своё войско и флот. Флот всеми своими длинными кораблями покрывал весь Геллеспонт к востоку и западу, насколько мог видеть глаз. Войско уже готовилось вступить на проложенный по кораблям двойной мост. Стоя на поле перед Абидосом, оно рассыпало вокруг себя искры — длинные, продолговатые и округлые, которые солнце высекало лучами из щитов, копий и шлемов. С высоты мраморного престола войско производило воистину неизгладимое впечатление. Повсюду, где выстроились полки, золотыми и серебряными бликами сверкало оружие. А на море, на синих, венчанных белыми гребешками волнах, раскачивались корабли, словно дивные многоногие звери из сказок, только вместо ног у них были вёсла. Сердце Ксеркса исполнилось гордостью и высокомерием. Ощутив прилив счастья, он обратился с молитвенной благодарностью к небесам. Но, едва закончив молитву, он почувствовал ужас от собственного величия, и праздничное настроение уступило место слезам.

— Что расстроило тебя, о, царь и племянник? — спросил у него Артабан, по-прежнему сопровождавший войско, невзирая на возраст. — Ты только что с радостью благодарил богов, а теперь рыдаешь, будто дитя?