Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс

Различив в лунном свете черты незнакомца, Биас отпрянул:

— Хозяин Главкон, полунагой и безумный. Ай, горе!

— Главкон Алкмеонид, — повторил изумлённый Формий, и незнакомец сделал попытку высвободиться из его рук.

— Разве вы не слышали? Я ни в чём не виноват. Я никогда не бывал у персидского лазутчика. И флот наш не выдавал. Каким богом надлежит поклясться, чтобы мне поверили?

Формий был из тех, кто быстро оправляется от изумления и действует решительно. Он торопливо провёл несчастного внутрь своего дома и уложил на жёсткое ложе. Впрочем, едва он это сделал, как Лампаксо коршуном налетела на Главкона:

— Формий не знает того, что мы с Полусом поведали Демарату, и того, что он сказал нам! Итак, ты хотел смыться, изменник? Но мы выследили тебя. Мы видели, как ты шнырял к этому вавилонянину. Твоя вина нам известна. А теперь добрые боги лишили тебя разума и отдали в руки правосудия. — Она ткнула костлявым кулаком в лицо своего невольного гостя: — Формий, беги. Не пялься на него. Беги, говорю тебе…

— Куда бежать? За врачом?

— На Ареопаг, дурак. Туда, где находится стража. Приведёшь с собой десять человек с колодками. Он крепкий и отчаянный человек. А пока мы с Биасом постережём нашего красавчика. И если ты пошевельнёшься, предатель, — она поднесла к горлу беглеца тяжёлый мясницкий нож, — и прирежу тебя, как курёнка.

И тут впервые в жизни Формий самым решительным образом воспротивился тирану. Одной рукой он вырвал оружие из руки Лампаксо, а другой заткнул ей рот:

— Ты что, свихнулась? Хочешь перебудить соседей? Не знаю, чего там вы с Полусом наплели Демарату, и это меня не волнует. А что касается стражи, которой ты хочешь отдать Главкона Удачливого…

— Удачливого? — повторил, приподнявшись на локте, несчастный молодой человек. — Никогда не говори мне этого слова. Боги одним ударом уничтожили меня. И вы… ты, Формий, родственник людей, давших показания против меня, и ты, раб Демарата, погубившего меня, и ты, женщина, да смягчит тебя Зевс, сейчас хотите отобрать у меня мою жалкую жизнь, опережая Афины, которые завтра захотят отнять её у меня?

Лампаксо стихла. Оказанное мужем неожиданное сопротивление обескуражило её и сбило с толку. Формий не терял времени даром: достав из шкафчика драгоценный кувшин, он наполнил его содержимым чашу и поднёс к губам пришельца. Огненная жидкость вернула краски на лицо Главкона. Он сел: сила и здравый смысл в известной мере вернулись к нему. Биас что-то торопливо зашептал Формию. Возможно, замыслы хозяина были ведомы рабу куда в большей мере, чем тот посмел бы признать.

— Слушай меня, хозяин Главкон, — начал Формий вполне любезным голосом. — Ты находишься среди друзей, а на жену мою внимания не обращай: у неё не столь жестокое сердце, как могло тебе показаться.

— Хватит, изменник, — выдохнула возмущённая Лампаксо.

— Рассказывай, что случилось. Я человек простой и бесхитростный и не могу поверить в то, чтобы столь важный господин за одну ночь мог растерять и красоту, и славу, и состояние. Но сперва поведай, как тебя занесло в наши края.

Главкон сел, прижав ладони ко лбу.

— Как? Трудно ответить. Меня носило по городу туда и сюда, и я не видел, куда иду. Помню, я прошёл через Акарнанские ворота и дозорные смотрели на меня. Наверно, я прибежал сюда, потому что они сказали, что здесь живёт вавилонянин, которого я всю ночь не могу выбросить из головы. А что было в Колоне, я даже рассказать не могу. Лучше бы мне умереть. Тогда я обо всём забуду!

— Стражников и колодки! — взвыла зловещим голосом Лампаксо, тут же умолкшая под гневным взглядом супруга.

— Тем не менее попробуй это сделать, — мягким голосом посоветовал Формий, и Главкон покорился.

Запинаясь едва ли не на каждом слове, несвязно и путано он наконец выложил всё. Когда он умолк, Формий задумался, обхватив голову руками. Главкон окинул комнату диким и безнадёжным взглядом:

— Вы тоже считаете меня виновным. Мне теперь и самому это кажется. Все мои лучшие друзья отвергли меня. Демарат, друг моего детства, погубил меня. Не видать мне теперь жены. Я решил… — Главкон поднялся. Решимость укрепила его.

— И что ты намереваешься делать? — спросил недоумевающий Формий.

— Мне осталось только одно. Не сомневаюсь, меня возьмут под стражу на рассвете, если не раньше. Я сам пойду в «Городской Дом», общественную тюрьму, и отдамся в руки властей. Тогда беды мои закончатся. Стикс, Аид, вечная ночь — всё лучше этого стыда.

Главкон сделал шаг вперёд, но Формий остановил его:

— Не торопись. Слава Олимпу, я не Лампаксо. У Харона ещё и сети-то нет на такого палтуса, как ты. Дай-ка подумать.

Рыботорговец поскрёб в редеющей шевелюре. Новый вопль Лампаксо как будто окончательно убедил его:

— Значит, ты тоже предатель? Ступай вместе с негодяем в тюрьму.

— Теперь я полностью верю тебе! — воскликнул Формий, хлопая себя по ляжке. — Лишь честный человек может вызвать подобную ненависть у моей жены. Если тебя не выследили до сих пор, значит, раньше утра не отыщут. Мой двоюродный брат Брасид владеет кораблём «Солон» и нуждается в хорошем гребце.

Он торопливо подошёл к сундуку, извлёк оттуда безрукавную грубую матросскую рубаху, набросил её на испачкавшийся хитон Главкона и нахлобучил ему на голову круглую красную шапочку.

— Эвге! Вот ты уже и стал другим человеком. Однако белая кожа способна выдать тебя. Посмотрим! — И он со смехом принялся растирать по лицу Алкмеонида две горсти чёрного пепла, извлечённого из очага. — Вот теперь ты моряк и угольщик. Сам Зевс поверил бы этому. Всё готово…

— Чтобы идти в тюрьму? — спросил недоумевающий Главкон.

— Чтобы выйти в море, мой мальчик. Завтра в Афинах тебе не место, а Брасид отплывает на рассвете. Хочешь ещё вина? Идти придётся долго и быстро.

— К гавани? Значит, ты веришь мне? И сомневаешься в обвинении, которое сочли за правду все мои друзья, кроме Гермионы? О, чистая дева Афина, значит, такое возможно! — Голова Главкона шла кругом, и он пригубил вино, чтобы привести её в порядок.

— Ах, мой мальчик, — внезапно охрипшим голосом утешил его Формий. — Ты ещё пройдёшь по Афинам — с гордостью, не пряча лица. Хотя, боюсь, такое случится отнюдь не завтра. Доверяя своему сердцу, но никак не голове, Полус голосует «виновен», а я поступаю наоборот.

— Но ты должен понимать, — торопливо заговорил Главкон, — что я не вправе пользоваться твоей дружбой. Если узнают про твою помощь… Ты знаешь наши суды.

— Знаю, — мрачно усмехнулся Формий, — уж Полуса-то я знаю отлично. Вот тебе мой плащ, и пошли.

Однако гнев, копившийся в груди Лампаксо, наконец вырвался на волю. Она бросилась к двери:

— Стража! На помощь! Измена!

Она успела прокричать несколько слов, прежде чем Биас вместе с её мужем оттащили её от двери. К счастью, на улице никого не было.