Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 2

Возгласы эти прервали молитву священника, и Мег, уже в полузабытьи, которое обычно наступает перед смертью, вдруг очнулась и вскричала:

- Слышите?.. Слышите? Его признают! Его признают! Ради этого только я и жила. Пусть я грешница, но если проклятие мое накликало беду, мое благословение ее развеяло! А теперь сказала бы еще.., да нет, поздно. Постойте! - продолжала она, поворачиваясь к свету, который пробивался сквозь заменявшую окно узенькую щель. - Разве его нет здесь? Отойдите от света, дайте мне еще разок на него взглянуть. Ах, у меня уже в глазах потемнело, прошептала она и, пристально взглянув куда-то в пустоту, откинулась назад. Все теперь кончено.

И, откинувшись на соломенную подстилку, она без единого стона испустила дух. Священник и врач тщательно записали ее слова, очень сожалея, что не успели расспросить обо всем подробнее; оба были убеждены, что она говорила правду.

Хейзлвуд первым поздравил Бертрама с предстоящим возвращением ему имени его дедов и всех прежних прав. Толпа, узнав от Джейбоса, что Бертрам и есть тот самый человек, который ранил Хейзлвуда, была потрясена его великодушием и стала восторженно выкликать имя Хейзлвуда вместе с именем Бертрама.

Иные, однако, недоумевали и спрашивали Джока Джейбоса, как он мог не узнать Бертрама тогда, когда совсем недавно встретил его в Кипплтрингане. На это он отвечал:

- Да разве был у меня тогда Элленгауэн на уме? Это вот теперь, когда кричать начали, что молодой лэрд нашелся, я посмотрел да вижу, что оно так и есть на самом деле. Стоит только приглядеться немного.

К этому времени упорство Хаттерайка несколько поколебалось. Он заморгал глазами, пытался освободить свои связанные руки, чтобы надвинуть на лицо широкополую шляпу, и все время с нетерпением поглядывал на дорогу, как будто обеспокоенный тем, что его до сих пор не увозят. Наконец Хейзлвуд, опасаясь, что возмущение толпы обратится на их пленника, распорядился, чтобы его посадили в карету и отправили в Кипплтринган, в распоряжение Мак-Морлана; в то же время он отправил к Мак-Морлану нарочного с сообщением о том, что случилось.

- А теперь, - сказал он Бертраму, - я был бы счастлив видеть вас у себя в замке Хейзлвуд, но я знаю, что вам было бы приятнее принять это приглашение дня через два, и поэтому позвольте мне вернуться сейчас вместе с вами в Вудберн. Впрочем, вы ведь, кажется, пришли сюда пешком?

- Так пусть молодой лэрд берет мою лошадь...

- Или мою... Или мою... - одновременно закричало несколько голосов.

- Или мою. Он может на ней десять миль в час скакать, ее ни погонять, ни пришпоривать не надо, а теперь ведь он наш молодой лэрд, и, если хочет, он может взять ее как хирезельд, [350] Это слово вложено в уста одного из старых фермеров. В феодальные времена словом хирезельд обозначалась лучшая лошадь или какое-нибудь другое животное с земель вассала, которое передавалось во владение его господина. Единственное, что уцелело от этого обычая, - это так называемый сейзин, или определенное вознаграждение, которое полагается шерифу графства за ввод во владение королевских вассалов. (Прим, автора.) раньше это так называли.

Бертрам взял на время чью-то лошадь и поблагодарил весь парод за добрые пожелания, на что толпа отвечала ему приветственными криками и клятвами верности.

В то время как осчастливленный владелец лошади посылал кого-то из ребятишек сбегать за новым седлом, другого - почистить ей соломенным веником бока, третьего - взять у Дэна Данкисона новые стремена и жалел, что некогда покормить кобылу, а то бы молодой лэрд увидел, что это за диво", Бертрам, взяв под руку священника, ушел с ним в башню и запер за собой дверь. В течение нескольких минут он молча смотрел на мертвое тело Мег Меррилиз, распростертое перед ним.

Смерть заострила черты ее лица; в них по-прежнему проступали суровость и решительность, позволявшие ей при жизни пользоваться такой властью над свободным народом, среди которого она родилась.

Увидев бездыханное тело женщины, которая принесла себя в жертву ему и его семье, Бертрам утер навернувшиеся на глаза слезы. Потом он взял священника за руку и, исполненный благоговения, спросил его, была ли умирающая в состоянии внимать словам отходной.

- Сэр, - ответил ему добрый священник, - я уверен, что разум этой несчастной женщины в последние минуты жизни еще не совсем угас и она могла услышать мои молитвы. Будем же смиренно надеяться, что на Страшном суде с каждого спросят столько, сколько ему было дано. Эту женщину, пожалуй, можно было бы считать язычницей, хотя она и жила на христианской земле. Но не надо забывать, что заблуждения и пороки, происходящие от невежества, искупаются ее бескорыстной преданностью, доходившей едва ли не до героизма. С великим страхом, но и с надеждой вручаем мы душу ее в руки того, кто властен положить на одну чашу весов наши грехи и заблуждения, а на другую - наше стремление к добру, и увидеть, что тяжелее.

- Можно вас попросить, - сказал Бертрам, - чтобы ее похоронили по христианскому обряду? У меня есть кое-какие ее вещи... Во всяком случае, все расходы я оплачу. Вы найдете меня в Вудберне.

Динмонт, которому один из его знакомых дал лошадь, громко закричал, что все готово для отъезда. Тогда Бертрам и Хейзлвуд, уговорив восторженную толпу, которая к этому времени насчитывала уже несколько сот человек, ничем не нарушать порядка, - ведь излишнее рвение могло только повредить молодому лэрду, как кругом его величали, - простились со всеми; народ провожал их радостными криками.

Когда они проезжали мимо разоренных хижин Дернклю, Динмонт сказал:

- Я уверен, капитан, что, когда вам ваше имение воротят, вы не забудете тут домишко построить. Провалиться мне на этом месте, если в вашем положении я бы этого не сделал. Ну уж, а жить тут после всего, что она наговорила, я бы ни за что на свете не стал. По мне, так поселить бы тут старушку Элспет, вдову могильщика: ей и к покойникам и привидениям не привыкать.

До Вудберна они доехали быстро. Весть об их подвиге распространилась уже далеко. Все окрестные жители вышли на поля и громко приветствовали их.

- Если бы не эти верные друзья, - сказал Бертрам, обращаясь к Люси, которая первой кинулась к нему, хотя взгляд Джулии и опередил ее, - меня бы не было в живых. Ты должна теперь поблагодарить их.

Люси, краснея от счастья, благодарности и застенчивости, сделала Хейздвуду реверанс, а Динмонту просто протянула руку. Но наш добрый фермер в избытке радости не ограничился этим и поцеловал Люси прямо в губы. Он, правда, тут же понял, что позволил себе слишком много, и сказал:

- Простите, сударыня, я было вообразил, что вы моя дочь. Капитан у нас такой простой человек, не мудрено и забыться.