Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 4

Остановив коня как раз против тех, кто, выехав навстречу парламентеру, принял на себя роль начальников неприятельских сил, корнет Грэм велел трубачу проиграть сигнал, приглашавший к открытию переговоров. У повстанцев не было трубачей, чтобы ответить на него подобающим образом, и один из них прокричал сильным и чистым голосом, спрашивая, с какою целью он прибыл.

— Чтобы призвать вас от имени короля и Джона Грэма Клеверхауза, имеющего особые полномочия от достопочтенного Тайного совета Шотландии, — ответил корнет, — сложить оружие и распустить по домам ваших приверженцев, которых вы подняли на мятеж, противный законам господа бога, короля и всей нашей страны.

— Возвратись к пославшим тебя, — сказал один из вождей повстанцев, — и передай, что мы взялись за оружие в защиту попранного ковенанта и нашей гонимой церкви; передай, что мы отрекаемся от развратного и вероломного Карла Стюарта, которого вы именуете королем, так же, как он отрекся от ковенанта после того, что не раз давал клятву добиваться всей своей властью исполнения этого договора, добиваться деятельно, неуклонно и искренне, во все дни своей жизни, и не иметь других врагов, кроме врагов ковенанта, и других друзей, кроме его друзей. Между тем он не сдержал своей клятвы, в свидетели которой призывал господа бога и ангелов, и первым шагом его после возвращения в королевства Англии и Шотландии было гнусное посягательство на власть всемогущего посредством этого мерзкого Акта о верховенстве вкупе с изгнанием, без вызова в суд, без предъявления обвинения и без судебного разбирательства многих сотен достославных, истинно благочестивых проповедников слова божия, вследствие чего он отнял хлеб жизни у алкающих уст, у этих несчастных созданий, и насильнически заткнул им глотку мертвыми, не уснащенными солью, безвкусными, ни холодными, ни горячими опресноками четырнадцати лжепрелатов и поставленных ими продажных, бездушных, погрязших в плотских наслаждениях, позорящих род человеческий и во всем покорных их воле священников.

— Я прибыл сюда совсем не затем, чтобы выслушивать ваши проповеди, — сказал офицер, — но чтобы без дальних околичностей выяснить, разойдетесь ли вы на условиях полного прощения всех, за исключением убийц архиепископа Сент-Эндрю, или вы намерены дожидаться атаки войск его величества короля, которые готовы немедленно выступить против вас.

— Раз без дальних околичностей, то да будет тебе известно, — ответил оратор, — что мы пребываем здесь с мечом у бедра, как подобает мужчинам, несущим стражу в ночи. Мы все как один разделим общую участь, как равные во всем братья. Пусть кровь того, кто восстанет на наше правое дело, падет на его собственную главу. Итак, возвращайся к пославшим тебя, и да откроет господь и им и тебе всю мерзость ваших путей.

— Как ваше имя? — спросил корнет, которому показалось, что он где-то уже встречал человека, отвечавшего ему от лица мятежников. — Не зовут ли вас Джон Белфур Берли?

— А если и так, — сказал тот, — что ты можешь возразить против этого?

— Только то, — ответил корнет, — что прощение, обещанное мною от имени короля и моего командира, на вас отнюдь не распространяется, и я предлагаю его не вам, а этому простому деревенскому люду; и еще, что я послан для переговоров не с вами и не с подобными вам.

— Ты, приятель, видать, еще совсем зеленый солдат,— отозвался Берли, — и недостаточно понаторел в своем ремесле; иначе тебе полагалось бы знать, что предлагающий перемирие не вправе вести переговоры с неприятельской армией, а должен сноситься лишь с ее офицерами; и если он позволяет себе нарушать это условие, то утрачивает права, обеспечивающие его безопасность.

Произнося эти слова, Берли снял с плеча карабин и взял его в руки.

— Угрозы убийцы не помешают мне исполнить мой долг, — заявил корнет Грэм. — Слушай меня, добрые люди: объявляю от имени короля и моего командира полное прощение всем, за исключением...

— Еще раз предупреждаю тебя! — крикнул Берли, вскидывая ружье.

— ...полное прощение всем, — продолжал молодой офицер, обращаясь к строю мятежников, — всем, кроме...

— Раз так... да примет господь твою душу, аминь! — произнес Берли.

С этими словами он выстрелил, и корнет Ричард Грэм свалился с коня. Выстрел поразил его насмерть. Несчастный молодой человек, напрягая последние силы, повернулся на другой бок и еле слышно пробормотал: «Бедная мать!» Это усилие ускорило его смерть. Обезумевший конь во весь опор помчался к полку, и за ним поскакал перепуганный не меньше его трубач.

— Что вы наделали! — сказал, обращаясь к Бел-ФУРУ», один из его соратников.

— Я исполнил свой долг, — твердо ответил Белфур.— Не сказано ли в писании: «Ты будешь ревностен и тогда, когда убиваешь». Пусть теперь кто-нибудь посмеет заговорить о перемирии или прощении!

Клеверхауз видел, как -его племянник упал. Он обратил свой взгляд на Эвендела, и его невозмутимо спокойные черты на какую-то долю секунды исказились не поддающейся описанию скорбью. Он кратко сказал:

— Видели!

— Я отомщу за него или погибну! — воскликнул Эвендел и, пришпорив коня, бешено помчался вниз по склону возвышенности, увлекая за собой свой эскадрон и солдат павшего Грэма, устремившихся на врага по собственному почину; и так как каждый хотел опередить остальных, чтобы первым отомстить за своего офицера, их ряды вскоре пришли в расстройство. Эти эскадроны составляли первую линию королевских войск. Тщетно Клеверхауз восклицал: «Стой! Стой! Эта стремительность нас погубит!» Единственное, чего ему удалось добиться, носясь сломя голову вдоль второй линии, убеждая, приказывая и даже угрожая солдатам шпагой, — чтобы остальные не последовали столь заразительному примеру.

— Аллан, — сказал он, водворив в рядах драгун относительный порядок, — ведите их, не торопясь, вниз по склону холма, чтобы оказать поддержку лорду Эвенделу, который в ней, видимо, очень нуждается. Босуэл, ты хладнокровный и решительный парень...

— Что ж, — пробурчал Босуэл, — вы имеете достаточно оснований вспомнить об этом в такой момент, как сейчас.

— Ты поведешь десяток рядов направо вверх по ложбине, — продолжал его командир, — и попытаешься любым способом переправиться через топь; там ты построишь солдат и атакуешь мятежников с фланга и с тыла, а мы одновременно ударим им в лоб.

Босуэл поклонился в знак того, что понял свою задачу и повинуется, и тотчас же поскакал со своими людьми в указанном ему направлении.

Между тем опасения Клеверхауза стали оправдываться. Солдаты, бросившись вслед за лордом Эвенделом, вскоре столкнулись с препятствиями, остановившими их беспорядочный натиск.

Некоторые, пытаясь переправиться через трясину, увязли в ней, другие, отказавшись от этой попытки, остановились у ее края, третьи рассыпались, чтобы отыскать более удобное место для перехода. Во время этого замешательства первая линия пресвитериан, изготовившись к стрельбе по противнику: передний ряд — с колена, второй — пригнувшись, а третий — во весь рост, — открыла убийственный дружный огонь, поваливший с коней не менее двадцати всадников и вызвавший еще больший беспорядок среди драгун. Лорду Эвенделу и вслед за ним кучке солдат, кони которых были получше, удалось перескочить ров, но едва они оказались по ту сторону рва, как их атаковал левый отряд вражеской кавалерии. Ободренные малочисленностью преодолевших препятствие лейб-гвардейцев, повстанцы бешено понеслись на них с яростным криком: «Горе, горе необрезанным филистимлянам! Долой Дагона и всех поклоняющихся ему!»