Игорь Генералов - Святослав (Железная заря)

— Ого! Воеводе надо повестить.

— Не надо!

Ивор поведал ратным сказку, как он хотел пойти с отцом в поход, но тот его не брал, и ухитрился уговорить обозных, чтобы те пока его не выдавали, а как отъедут подальше, так он сам к батьке явится.

— Не то домой отошлёт, — заключил парень.

— Снимет Волк с нас голову, — не без смешка в глазах (веселило само обстоятельство, что сын великого боярина украдом едет) сомневались кмети, решив для себя, впрочем, что Ивора они спрячут. Так он и прятался до самого Буга. Ратные подкармливали его, иногда сажали с собой у костра, не стесняясь при нём рассказывать солёные байки. Простота и незаносчивость боярчонка подкупала ратных, и вскоре без него уже не представлялись вечера перед ночлегом.

Шила в мешке не утаишь и к обозным кметям часто приходили ратные поглядеть на парня, который стал уже какой-то своей, родной диковиной. За глаза шутки ради Ивора нарекли Волчьим Хвостом. Прозвище, которое прилепится к нему до конца жизни. Когда Ратша прознал про сына, орал страшно, грозя выпороть и Ивора и обозных, на что Волчий Хвост, набычась, говорил:

— Пори меня одного, на мне вина! И обратно меня не отсылай, сбегу всё одно!

Упорство сына пересилило отцовскую гордость, и Ратша оставил Ивора, в душе, но не на словах простив ему непослушание. С тех пор Волчий Хвост на равных трудился с обозными, таскал воду, рубил дрова (воевода просил не давать спуску юному неслуху), отскабливал котлы, и никто никогда не слышал от него жалоб.

Успешно прошли через Буг, потянулись через холмистую, чернолесную землю. Земля здесь славянская, держала русскую руку. Народ тихий, работящий, осторожный, но приветливый. За бужанской землёй — стремительный Днестр. Ошиблись с бродом, течение сорвало несколько подвод с обилием, погибли кони, люди. Начали наводить наплавные мосты. К вечеру войско переправилось почти всё, оставив более половины обоза до следующего дня. Волк, злой, мокрый от того, что не раз искупался в стылой осенней воде, носился на своём вороном, раздавал распоряжения.

За полночь нарочитые держали совет. Ратша предлагал двинуться к Святославу с передовым отрядом, а Свенельду идти следом с остальным войском и обозом. Сверкая усталыми бешеными глазами, говорил:

— Иначе не успеем!

Нарочитые, в том числе и набольший над войском воевода Свенельд, согласились. Тут же Волк поручил отобрать воеводам воинов для него, сам приняв в этом участие.

В стане пробили сполох. Колот, стоявший в дозоре, послал ратного узнать, остальным велел держать ухо востро — мало ли из-за чего пополошились. Вернувшийся вскоре ратный привёл смену.

— Идите, — сказал старший, — воевода зовёт.

Всеславов полк строился по сотням. Сам воевода Всеслав ходил вдоль рядов, выбирал воинов. Волк, скользя взглядом по освещаемым факелами лицам, кивал головой. Колот в растерянности остановил коня, спешился, ожидая приказов от Всеслава. Ратша, увидев подоспевших дозорных, внимательно посмотрел на Колота:

— Знакомец будто?

Кметь качнул головой:

— Встречались в Итиле, ты тогда с князем был, когда я ему голову хазарского боярина принёс.

— Ну да, помню, — и, повернувшись к Всеславу, молвил:

— Копьё у тебя водит?

— Нет, — рёк воевода, опуская глаза, — Звенец у него старшим.

— Плохо! Плохо, что воинов не примечаешь, князем самим обласканных.

Ратша покрутился на месте, будто кого-то ища.

— Дашь десяток ему да разбавь молодняком, пусть обвыкаются.

Делились ещё битый час, а утром подняли весь полк и погнали вперёд. Колот в новой нежданной должности построжел, сам лично проверил перед выездом коней и оружие. Из старых знакомцев были только Заяц и Квакша, пятеро были в хазарском походе, остальные двое были из новых, без броней, в стегачах с нашитыми железными пластинами и выданными из оружейных привезёнными из Хазарии саблями. Колот, хмурясь и незаметно для себя подражая Доброге, спросил:

— В бою не были?

И заранее зная ответ, посоветовал:

— Держитесь ближе к своим, головы не теряйте. Повезло, что с нами идёте, когда всё войско бьётся, неопытных наперёд ставят.

Вели с собой заводных коней. Кони уставали быстрее, чем люди, давая коням отдых, отдыхали сами, подостлав потник и положив голову на седло. Не знавшим воинских будней, казалось это нескончаемым, старые воины успокаивали их: земля не беспредельна, когда-нибудь приедем.

Земля менялась. Холмы становились выше, подлески гуще, солнце сваливалось за пригорья, сокращая сумерки, за которыми наступала тёмная непролазная ночь. Дунай открылся ожиданно: трава пошла сочнее, переходя в густой ивняк, сильнее и сильнее тянуло речною водой. Чёрные от недосыпа кмети, качаясь от усталости в сёдлах, оглядывали могучую, как Днепр реку, с такими же песчаными с серым налётом ила, поросшими лесом берегами. Все пять сотен бестолково сбились в кучу, кони тянулись к воде. Волк, пройдясь по лицам уставших воинов, приказал:

— Сегодня отдыхаем, а завтра переправляемся!

До устья Дуная оставалось каких-то пятнадцать верст, когда подул полуночный ветер и начавшее волноваться море, будто грозясь, вспенилось белыми бурунами. Старый кормщик Рулав, ощупав подслеповатыми глазами посеревший простор, передал кормило сменному кормщику и пошёл враскачку меж рядами гребных скамей на нос к стоявшему там князю.

— Только радовались, что шли ветром попутным, и на тебе, — сказал, обернувшись к кормщику, Святослав.

— На берег нам надо, — отозвался Рулав.

— Не успеем дойти?

— Успеть-то успеем, но в устье не войдём.

Лодий много — около семи десятков, с Тмутараканя, с Корчева, с Тавриды, с Белобережья: воины, припас, казна. Святослав наказал передать по кораблям приставать к берегу.

Море сердилось всё больше и больше, накатывалось на берег, шурша галькой. Кмети, по пояс в воде, вытягивали лодьи на сушу. Святослав уже собирал около себя воевод. Далёкий окоём в речной стороне ершился лесом, туда отправляли отряд за дровами. Оружия приказано было не снимать, здесь могли рыскать печенеги из рода Гилы, ратные русам. Акун не разделял опасения князя:

— Скорее всего они ушли на днестровское левобережье, там им вольнее.

— Греков, вишь, не грабят, — рёк Икморь.

Гилы были храбрейшие и отчаянные из всех печенегов. Они переправлялись через Днестр, грабили славян и даже своих собратьев. Славяне, как и готы до них пред гуннами, бросали дома и пашни и прятались от кочевников в непроходимых лесах, на высотах, ущельях, там, где удобнее обороняться. Святослав зло сплюнул на землю:

— От греков золото им и льгота на торг. Печенеги понимают и уважают только силу. Их можно купить, но договориться с ними нельзя, не имея при том острого меча. Печенеги не трусы и будут говорить только с тем, о ком знают, что и он отважен. Печенеги не плохие, они просто другие, чем мы. Мы встречаем тепло того, кто идёт к нам с миром, они ведут переговоры с теми, кто дал им отпор. Когда отец мой Игорь со Свенельдом пришли княжить в Вышгород, между Тмутараканем и ними безраздельно хозяйничали печенеги. Долгое время шла рать без перерыву, пока кочевники не попросили мира. В степи пролилось тогда столько крови, что обе стороны чтут мир до сих пор. Печенеги, что живут меж Киевом и Тмутараканем, дружат с нами по совести и с ромеями за золото. Они презирают ромеев, но берут от них железо, из которого куют сабли, наконечники для стрел и сулиц. Кочевнику не выжить в степи без коня и оружия.