Игорь Генералов - Святослав (Железная заря)

Вилась под ногами коня знакомая дорога. Колот, остро, как волк, внюхивался, всматривался в стороны — ратная жизнь научила не доверять тишине и обычной размеренной жизни леса. Не доезжая до веси полторы версты, слез с седла, изучил конский след. Умение по следам вычислить засаду иногда спасало десяток жизней. Конь был не подкован, нёс на себе седока и явно направлялся в Осинки. Поискав, Колот нашёл ещё следы. Степняки редко подковывали коней, предпочитая расходовать дорогое железо на более полезные в обиходе вещи, но это могли быть и русские смерды.

В веси не было никакого движения: не лаяли собаки, не ходили люди, глупая домашняя птица, часто пролезавшая за тын, не появлялась тоже. Колот спрятал коня в рябиннике. Из травы свернул паклю, засунув ему в ноздри, чтобы не взоржал ненароком, почуяв кого-нибудь. Конь сердито фыркнул, помотал головой — не понравилось. Лапа ласково погладил его успокаивая, отошёл подальше, убедился, что коня не видно, если не подойти вплотную.

Перевязав за спину меч, Колот осторожно двинулся через дворы. Он с младых ногтей знал здесь каждый куст, каждую лазейку, не раз раньше лазили через дворы, на беседы собираясь ли, или шалили в озорной Корочун. К своему двору подошёл с подветренной стороны, пролез за тын и тут же похвалил себя за осторожность: у ворот были привязаны две небольшие осёдланные степные лошади. Убедившись, что они его не почуяли, прокрался вдоль бревенчатой стены терема, внимательно оглядел двор. У стаи, раскинув руки, лежал какой-то мужик, но Колот не мог рассмотреть кто, но явно не из близких родичей. Недоброе предчувствие сильнее зашевелилось в груди. Едва скрываясь, он миновал клеть, рванув на себя дверь. Помнится Зимава всё ворчала на Отеню: зачем, мол, так густо смазал подпятники, что не слышно, кто входит, сейчас это пришлось кстати.

На пороге изложни лежала Услада, из рассечённого лба на пол змейкой стекала в лужицу кровь. Колот почувствовал, как разум затмевает подступающая ярость, в голове толчками начинает ходить кровь. Он не разглядел, точнее, не взял разумом, что за жёнка лежит с задранным подолом, видел только склонившегося над нею печенега и второго, стоящего рядом. Меч сам прыгнул в ладонь. Первый степняк едва успел поднять руку, будто смог бы защититься, острый клинок развалил его на полы. Второй был проворнее, успел выхватить из-за пояса топор с узорной рукоятью, нанёс им удар, но лезвие рассекло воздух. Колот отсёк печенегу руку, помедлил, наблюдая, как алая руда хлещет из раны, всадил меч в рёбра степняку и обеими руками рванул гарду вверх. Он видел, что так делали в Хазарии боспорские росы, чтобы доставить жертве наибольшие страдания. Рёбра с хрустом выламывались из позвонков, вопль печенега от боли заложил уши. Колот отшвырнул от себя степняка, высвободив меч и застыл посередине изложни, весь запачканный кровью, яростный, мало в сей миг похожий на себя. Пелена злости спала, и прямо перед собою он увидел Усладу, которая стояла, зажимая ладонями рану, и смотрела на него полными страха и одновременно радостными глазами.

Колот наскоро похоронил убитого Угара, прикоснулся к ещё не остывшей могиле, где были похоронены брат с племянником. Сухая горечь стояла в горле, произошедшее казалось сном. Не покидало ощущение, что вернулся он не домой, а продолжал ратоборствовать на чужбине. Он убивал, насиловал жёнок в чужих странах, мало беспокоясь, что такая же война может прийти к нему в дом.

Печенегов он выволок на дорогу, плюнув на мёртвые тела:

— Коли собаки вас не растаскают, то путник прохожий без чести зароет!

До заката оставалось чуть больше часа. Он снял седло (доброе, из цельной кожи) с одной из печенежских лошадей, оседлав им рабочего конька, на котором приехали Угар с женщинами. Пока затягивал подпругу, неслышно подошла Услада, заглянула в посуровевшее лицо мужа:

— Может, не поедем сегодня, здесь заночуем? — она кивком головы указала в сторону Милавы, что сидела на завалинке без кровинки в лице и смотрела опустевшим взглядом куда-то перед собой.

— Поедем, — твёрдо возразил Колот, — не могли они одни здесь появиться. Спешить надо!

Услада села в непривычное седло, взяла в руки поводья. Колот помог забраться сзади неё Милаве, не решаясь взглянуть в лицо родственнице, что в одночасье потеряла мужа, сына и честь. Лучше бы ревела, билась о землю, выпуская наружу своё горе — всё было бы легче и ей, и ему.

До Вышгорода было чуть более восьми вёрст. Если спрямить путь, то версты на полторы менее. Если заночевать и оставить в городе жёнок, Колот наутро поедет в Киев, чтобы там ещё дня на три отпроситься у боярина, заодно и узнать, как там и чего.

Шли ходкой рысью. Кони, будто чувствуя настроение хозяев, спешили сами. На широком поле колосился хлеб, вдалеке приветливо махал сосновыми лапами лес, пряча за своей спиной заходящее солнце. Справа, где липы, смыкаясь, загораживали собой ручей, вспорхнула стая галок, что, поднявшись над вершинами деревьев, полетела в сторону леса. Колот, ехавший сзади, попридержал коня. Послышались тяжёлые всплески — кто-то переходил ручей. Один за другим, разгоняя лошадей, выезжали вершники, человек семь, к ним чуть со стороны, присоединялись ещё двое.

— О, Матерь Сва!

Колот хлопнул по крупу коня, нагоняя женщин, крича на ходу, нахлобучивая и застёгивая шелом:

— В лес! Быстрее!

Их коня не было видно среди вытянувшихся колосьев, только быстрее запрыгали вверх-вниз две светлые фигуры. Лапа огляделся. Печенеги нагоняли, кто-то расправлял смотанное ужище. Пущенная стрела воткнулась в щит, висящий на спине, отчего он стал тяжелее. Колот вырвал из налуча лук, развернувшись и прицелившись, пустил подряд две стрелы в передних нагоняющих степняков. Стрелы прошли рядом, никого не задев, но печенеги чуть поотстали.

Спасительный лес приближался. Там Колот знал тропки, он заблудит печенегов, даст уйти жене и родственнице, а если повезёт, то и сам жив останется.

— Правее! Правее тропа! — заорал он, но Услада, приметив расступившиеся деревья, уже сама направила туда коня.

Замелькали перед глазами колючие ветки, Лапа пригибался, едва успевая дёргать поводья, направляя коня по извилистым петлям тропы. Перед лугом, поросшим по краям кустами шиповника, дорога стала прямее, вспучившись корнями на выезде из леса. Вдруг конь под жёнками споткнулся и грянулся на землю, женщины покатились в разные стороны, сминая траву Колот не успел осмыслить происшедшее, как его собственный конь пошёл дурным плясом, заваливаясь набок. Лапа, чувствуя, что не удержаться ему в седле, высвободил ноги из стремян, кувырком упал на землю и, прокатившись, снова поднялся на ноги.

Из леса гуськом выскакивали печенеги. Какие-то мужики с рогатинами и топорами, взявшиеся невесть откуда, окружив, валили их с сёдел. Хрястнув, упало дерево, отсекая степняков от дороги. Вперемежку с криками и матом лязгало железо. Мужики, смерды по виду, носились по лугу, тыкали печенегов рогатинами, подчас мешая друг другу, но их было явно больше, и степняки сопротивлялись недолго. Один, матёрый, кружился, махая саблей, но меткий удар топора свалил его с лошади.