Евгений Санин - Греческие календы

Единственное, что еще оставалось ему, кроме громкого имени, наводящего страх на сограждан и ужас на целые народы, это его память. Она ласкала его теплыми руками матери, будила звоном мечей и воплями умоляющих о пощаде врагов, звала голосами Цезаря, Цицерона, Марка Антония, Клеопатры, Агриппы, Мецената, Вергилия…

Неожиданно на ум пришли стихи Овидия из его любовных элегий, ставших удобной ширмой для изгнания поэта в варварский город Томы: Зависть жадна до живых. Умрем — и она присмиреет Каждый в меру заслуг будет по смерти почтен.

"Овидий, Овидий! — вдруг вспомнил он. Нужно немедленно вернуть его из ссылки!

Впрочем, поздно. Все теперь поздно... Это Постуму надо мчаться ко мне, загоняя лошадей. А 27 мне уже можно поспешать не торопясь..."

— Ну, что?.. — нетерпеливо спросила Ливия сына, едва тот затворил за собой дверь в комнату умирающего Августа.

Тиберий, разогнувшись, резко повернулся к ней. Лицо его поменяло свое выражение.

Словно с бронзового зеркала стерли пыль, обнажив облик совершенно незнакомого человека.

Губы, стывшие в подобострастной улыбке у ложа Августа, властно поджались, угодливые глаза стали неподвижными и холодными, шея гордо выпрямилась.

Охранявшие входную дверь воины вытянулись по струнке, узнав в Тиберий своего удачливого в боях полководца.

Переговаривавшиеся до этого вполголоса лекарь и офицер претория* Сеян почтительно замолчали, видя перед собой достойнейшего преемника Августа. И только Ливия по известным лишь ей одной приметам сразу заподозрила неладное.

— Что случилось? — встревоженно спросила она, приказывая знаком лекарю и Сеяну покинуть залу.

Не удостаивая мать ответом Тиберий принялся нервно вышагивать из угла в угол.

— Говори же! Он обидел тебя? Оскорбил? Унизил? — продолжала допытываться Ливия, и когда сын досадливо отмахнулся от нее, неожиданно властным голосом приказала: — Ну? Говори!

Тиберий остановился. Оглянулся на мать. Плечи его опустились. Глаза бегали словно у волка, которого травили собаками охотники. Сердце Ливии дрогнуло. Ребенок, большой ребенок с сединой в волосах, ждущий ее помощи, стоял перед ней.

— Чем ты встревожен? — уже мягче сказала она, ласково беря сына за руку и гладя ее. — Что сказал тебе отец?

- Он сказал, что хочет видеть Агриппу!

— Обычный бред! — улыбнулась Ливия. — Не он зовет к себе Агриппу, а Агриппа зовет его к себе в подземное царство.

— Я прекрасно понял отца! — усмехнулся Тиберий. — Он приказал срочно доставить сюда не своего давнего друга, а его сына — Агриппу Постума!

—Что?! — совсем как Тиберий несколькими минутами раньше, ошеломленно вскричала Ливия.

—Да-да, Постума! — процедил сквозь зубы Тиберий, высвобождая руку из 28 вцепившихся в нее пальцев матери.

Размахнувшись, он дал затрещину проходившему мимо рабу с массивным серебряным блюдом, на котором стоял обычный завтрак Августа: размоченный в холодной воде хлеб и яблоки с винным привкусом. Пнул сначала загрохотавшее по полу блюдо, потом упавшего раба, на коленях попятившегося к выходу. И закричал на воинов у двери:

* Преторий — гвардия, охранявшая особу Августа и наблюдавшая за порядком в Риме и Италии.

— Все вон!! Цезарь велел не беспокоить его!

Едва стих топот калиг, Ливия, перейдя на шепот, задумчиво произнесла:

—Я так и знала, что его поездка на Планазию не кончится добром. Ну что ж, не тогда — так теперь!

Тиберий быстро вскинул глаза на Ливию. Даже теперь, в семьдесят лет его мать не утратила своей давней энергии и решимости.

Ее полноватое лицо с большими глазами, выдающимся вперед носом, сильно заострившимся к старости, и маленьким ртом, так не похожее на изображение последних статуй, в которых скульпторы хотели польстить жене Августа, было как всегда спокойно и невозмутимо.

—Может не стоит спешить? — осторожно спросил Тиберий, невольно скашивая глаза на дверь.

—Боишься? Его? — усмехнулась Ливия.

—Нет, но...

—Что "но"?

—Надо поспешать с умом, не торопясь!

Губы Ливии презрительно дрогнули.

—И это говорит испытанный в боях полководец. Удивляюсь, за что ты удостоился своих триумфов!..

—Не тронь мои триумфы! — нахмурился Тиберий. — Я тебе никогда не говорил, но мне было легче вести в бой легионы, чем разговаривать с отцом.

—Ты сам теперь Август! И сделала им тебя я, понимаешь — я! В тот день, когда стала женой Октавиана! Думаешь, с великим удовольствием, беременная твоим младшим братом Друзом, шла я на глазах первого мужа и родного отца следом за Августом, пригласившим меня во время пира в свою спальню? Шла, провожаемая насмешливыми взглядами сенаторов?!

—Не надо об этом, — опустил глаза Тиберий.

Нет, надо! И именно сейчас, здесь! Еще до твоего рождения я знала, что подарю Риму будущего господина. Сам астролог Скрибоний возвестил тебе великое будущее и даже царскую державу! Я не спускала тебя с рук, когда мы с мужем, от которого впоследствии увел меня Август, спасались от его полководцев и того же Агриппы. Однажды своим плачем, ты едва не погубил нас, когда мы в Неаполе тайно забрались в готовый к отплытию корабль. Я жертвовала собой, чтобы уберечь тебя. Когда мы уезжали из Ахайи, лес вокруг пылал таким пожаром, что пламя опалило мне волосы, край одежды, обожгло пальцы, но я и тогда не выпустила тебя. А потом сделала все, чтобы понравиться Августу в тот позорный для меня день... И ради чего? Чтобы в последний момент мой сын отказался от того, что предназначено ему самой судьбой? Уж лучше бы тогда в живых остался твой младший брат!* —Я не отказываюсь, — пробормотал Тиберий, удивленный откровенностью матери, — Но что, если отец поправится и спросит о Постуме?

Ливия отрицательно покачала головой.

—Что?

—Так, ничего...

Тиберий с интересом посмотрел на мать.

— Однажды по Риму ходили упорные слухи, что ты пыталась отравить его. Это правда?!

— Отравить? Ну что ты, — улыбнулась Ливия. — Не скрою, я никогда не любила этого человека. Была верна ему, удобной во всем. Даже подыскивала ему молоденьких девушек для любовных утех, лишь бы он не развелся со мной от скуки и не отнял надежд на твое будущее. Но отравить его... Нет!

Тиберий с недоверием покосился на Ливию.

—А Марцел, которого отец решил сделать наследником?

— Марцел? — с трудом справляясь с собой, не сразу ответила Ливия. — Да, он умер сразу после того необдуманного решения Августа. Но при чем тут я? Стоит ли верить всевозможным слухам? В том году, как и в следующем, свирепствовали такие болезни, что очень многие умерли.

- А другие наследники отца — Гай и Луций?** — не успокаивался Тиберий. — Когда они умерли, насколько я помню, в Риме не было ни чумы, ни моровой язвы. Это что, тоже счастливая для нас случайность? Да и Агриппа, которому однажды отец вручил перстень для управления государством тоже ушел из жизни так странно, что никто не мог дать этому объяснения. Может быть, ты дашь?