Уинстон Грэм - Затмение

Только за ужином они оставались наедине. За два года супружества в их отношениях наметились легкие перемены, усугубившиеся с рождением Валентина. Джордж безумно желал только одну женщину в своей жизни и, добившись ее, обрел чувство безмерного удовлетворения. Он обладал Элизабет со всем пылом, доставшимся ему при рождении, и к своей великой радости, обнаружил, что она отвечает ему тем же. Но ему было неведомо, что в этих чувствах скрыта скорее бушующая ярость, чем истинная страсть. Последствия не заставили себя долго ждать: оба вложили больше эмоций, чем требовала их истинная сущность, и их слияние было невероятным опытом для них обоих. Но ранняя беременность Элизабет послужила поводом спуститься с небес, после чего они никогда уже не взмывали так высоко. Джордж по своей натуре был равнодушным и холодным, а Элизабет больше не нужно было ничего доказывать самой себе. Со времени рождения Валентина она не отталкивала его, но и на взаимное влечение это было не похоже — скорее он предлагал, а она соглашалась.

Они оба понимали это. Джордж знал о том, что временно происходит с некоторыми женщинами после того, как они выносили ребенка. Он знал, как это было между ней и Фрэнсисом после рождения Джеффри Чарльза. Его радовало то, что после рождения Валентина этого не происходило. В любом случае в настоящее время Джорджа всё устраивало. Обладание Элизабет было практически полным в любом отношении. Эмоциональные потребности с его стороны были очень малы. А Элизабет была довольна, что взаимоотношения, которых она вряд ли когда-либо желала, угасали.

Однако, несмотря на это охлаждение в физическом плане, в их повседневных отношениях едва ли недоставало дружелюбия. С самых первых дней брака Джордж был рад тому, насколько Элизабет готова отождествлять свои интересы с его личными — даже в своей враждебности к Полдаркам из Нампары. Когда он женился на ней, она предстала перед ним хрупкой и красивой, словно бабочка. Это обострило его инстинкты — не только покровительственные, но и собственнические. Но в то время как физически он считал ее хрупкой и красивой, он обнаружил, что она не обделена умом, здравым смыслом не хуже его собственного, способностью вести хозяйство без его помощи, и интересуется его карьерой, что всегда его удивляло. То, что Элизабет прожила почти два года вдовой и сумела справиться с огромным домом без чьей-либо помощи, без мужчины и без денег, не было случайностью.

В последнее время единственным спорным моментом между ними был как всегда Джеффри Чарльз. Элизабет думала, что он проведет с ними осень в Труро, но Джордж возражал, обосновав это тем, что если мальчик собирается ехать учиться через год или около того, для него будет лучше пожить некоторое время без матери. Оставив его в Тренвите на попечении гувернантки, вместе с бабушкой и дедушкой, они смогут разорвать узы, причинив как можно меньше боли. Сама Элизабет не видела смысла в том, чтобы сейчас разрывать узы — на деле она не видела смысла в том, чтобы сын вообще ехал куда-то учиться, но после многочисленных довольно жестких споров, в которых было больше чувств, чем слов, в конце концов уступила.

И Джеффри Чарльз остался. Тем вечером после ужина Элизабет наткнулась на Морвенну, занятую шитьем в зимней гостиной.

— А, Морвенна, я хотела кое о чем поговорить с тобой. Это правда, что вы ездили на пляж Хендрона?

Девушка отложила шитье. Для этой тонкой работы ей не требовались очки.

— Да. Джеффри Чарльз сказал вам?

— Не нарочно. Я нашла песок у него в кармане и спросила.

— Да, — ответила Морвенна. — Мы были там несколько раз. Это неправильно?

— Не неправильно. Но выходит далеко за рамки того, что я себе представляла.

— Простите. На самом деле это гораздо ближе, чем когда мы ездим в другую сторону. Но если вы не хотите, мы больше туда не поедем.

— Как вы добираетесь? Через Нампару?

— Нет. Судя по вашим словам, я поняла, что вы этого не одобряете. Поэтому мы объезжали вокруг через Марасанвос и песчаные дюны, которые, как мне кажется, принадлежат мистеру Тренеглосу.

— Кейгуин ездит с вами?

— О да. Хотя иногда Джеффри Чарльз хочет погулять пешком, и тогда мы идем одни.

— Он упрямый мальчик. Ты не должна позволять ему брать над собой верх.

— Не думаю, что это так, Элизабет, — улыбнулась Морвенна. — Но он не столько упрямый, сколько умеет убеждать.

Элизабет улыбнулась в ответ и, коснувшись рукояти своей старой прялки, слегка ее покрутила. Уже больше года она не подходила к ней. Морвенна сказала:

— Среди невысоких скал есть святой источник, примерно на полпути вдоль берега. Вы его не видели?

— Не видела.

— Джеффри Чарльз был бы очень рад отвести вас туда, я уверена. А за ним есть несколько совершенно изумительных пещер. Будто попадаешь в огромный монастырь. Только повсюду течет вода. Жутковатый и волшебный вид. Почему бы вам как-нибудь не съездить туда вместе с нами, Элизабет?

Глаза Морвенны сверкнули причудливым блеском, как показалось Элизабет. Возможно, это обман зрения, вызванный свечой.

Она ответила:

— Может быть, когда-нибудь. Следующим летом. Но сейчас, когда дни стали короче и есть опасность сильных приливов, я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы вы в этом году не ходили больше на тот пляж.

— Мы очень осторожны.

— Я бы предпочла, чтобы для подобной осторожности не было причин.

— Хорошо, Элизабет. Джеффри Чарльз будет крайне разочарован, но, конечно, мы сделаем, как вы скажете.

Что-то в словах Морвенны не вязалось с ее обычным спокойным голосом, в них чувствовался некий вызов. Чуткая Элизабет это уловила, но пока решила не придавать большого значения. Она заметила, что Джеффри Чарльз тоже ведет себя загадочно, так что при необходимости секрет можно вытянуть из него.

Морвенна вернулась к шитью.

Жутковатый и волшебный, вот как можно было описать этот день. В десять они встретились с Дрейком, который как-то смог улизнуть с работы. Прекрасное утро и тучи на горизонте, обещающие дождь после обеда. Прогулка в милю длиной. Ноги утопают в сверкающем желтом песке, настолько мягком после прилива, что далеко за спиной остается дорожка глубоких следов. Джеффри Чарльз носится у воды, которая щекочет его босые пятки, и хохочет от восторга. Юноша и девушка не торопясь идут и разговаривают, смеются над Джеффри Чарльзом, словно наконец нашли общий предлог выразить радость от ощущения жизни и друг от друга. Море едва успело отступить из огромных пещер, к которым они направлялись, и капли все еще струились по стенам, а вход преграждал широкий залив. Джеффри Чарльз подтянул панталоны как смог — и вовсю шлепал по воде, а Дрейк предложил перенести Морвенну. Она отказалась. Вместо этого она зашла за камни, сняла ботинки и чулки, и, приподняв подол, прошла по колено в обжигающе холодной воде. Несколько гнилушек — и готов огонек, дымят свечи на старых шахтерских шляпах, которые захватил Дрейк. По скользким водорослям, мимо коряг и мусора, нанесенного сюда приливом, они шли все дальше и дальше вглубь пещеры и слышали эхо. Морвенна всегда боялась замкнутых пространств, и эта пещера не стала исключением. Ее пугал и пенный прибой, ревущий совсем близко, и коварный прилив, который мог внезапно нагрянуть и отрезать их от выхода.