Фаина Гримберг - Примула. Виктория

Общий разговор переходит с предмета на предмет. Говорят много о Хорише Мукхерджи, ораторе и журналисте; Хориш Мукхерджи — патриот Индии, но самому этому понятию патриотизма он учился у английской культуры. Так же, как и другой патриотический писатель, бенгалец Бонким Чондра, основавший в 1872 году журнал «Зеркало Бенгалии».

В старой Индии закипает культурная жизнь на новый, викторианский, в сущности, лад. Ещё в 1828 году один из первых индийских англизированных интеллектуалов, Рам Мохон Рай, основал религиозно-реформаторское общество «Брахмо Самадж». В сороковые-шестидесятые годы руководство деятельностью общества переходит к семье Тагоров. «Брахмо Самадж» последовательно возглавляют Дварконат Тагор, затем — Дебендронат Тагор: отец и дед Робиндраната Тагора, окончательно сделавшего индийскую литературу европейской литературой. Члены «Брахмо Самадж» разделяют возмущение англичан кастовой системой, обычаем сожжения вдов, человеческими жертвоприношениями богине Кали. В восьмидесятые — девяностые годы общество «Брахмо Самадж» раскалывается на две разнонаправленные общественные организации, одна из которых настроена совершенно светски и проанглийски, другая — стоит за своеобразный реформированный индуизм. Такие деятели, как Тилак и Бонким Чондра, интенсивно англизировали Индию, в то же время ратуя за сохранение гуманизированных на английский лад индуистских обычаев...

Восьмидесятилетний Робиндранат Тагор часто будет вспоминать именно о викторианской Англии, противопоставляя викторианство правлению преемников королевы...

«Наше ближайшее знакомство с миром началось с Англии. Первые сведения о тех, кто пришёл в нашу страну, мы почерпнули из великой английской литературы. Наши тогдашние знания не отличались ни разнообразием, ни широтою. Мы почти не имели доступа к новым сведениям о строении вселенной и её таинственных силах, получаемым ныне из научных учреждений. Естествоиспытателей можно было пересчитать по пальцам. Чтобы слыть человеком образованным, достаточно было знать английский язык и разбираться в английской литературе. Мы денно и нощно восторгались логикой речей Бёрка, страстностью длинных изречений Маколея, до хрипоты спорили о драматургии Шекспира, поэзии Байрона и гуманном либерализме тогдашней английской политики. В те дни мы только ещё начинали стремиться к национальной независимости, и наша вера в благородство англичан оставалась непоколебленной. Даже наши вожди уповали, что мы получим свободу из великодушных рук победителей. Ведь Англия, думали мы, предоставляет убежище всем гонимым и преследуемым. Люди, которые, не жалея сил, боролись за счастье своего народа, встречали в этой стране неизменное гостеприимство. Такая широта взглядов, такое человеколюбие вызывали глубокое уважение...

...Возможно, мы проявляли чрезмерное преклонение, но мы, вне сомнения, заслуживаем похвалы за то, что при всём своём невежестве сумели оценить гуманность, проявленную чужим народом. Ведь человеческие достоинства не являются монополией какого-нибудь одного народа — их не упрячешь в сундук, как прячет скряга своё богатство. Английская литература обогатила наши умы, и до сих пор я слышу в своей душе победные звуки её певучих раковин.

Нелегко найти в бенгальском языке точный эквивалент для перевода английского слова «цивилизация». Обычно мы переводим его словом «культура». В нашей стране долго была распространена особая форма цивилизации: наше общество зиждилось на том, что Ману называл «праведной жизнью». В сущности, это была система обычаев, которых придерживались в древности на очень небольшой территории. Заповеди «праведной жизни» соблюдали только в Брахмаварте, местности, расположенной между реками Сарасвати и Дришадвати. В этих старинных обычаях было много жестокого и несправедливого. «Праведная жизнь» плохо совмещалась со свободой духа. Постепенно идеалы этой «праведной жизни», которую Ману видел некогда в Брахмаварте, стали олицетворять собой косность. В годы моего детства, под влиянием английского образования, просвещённые умы нашей страны восстали против заповедей «праведной жизни». Об этом хорошо рассказал Раджанарайон Бошу в своей книге о деятельности образованного бенгальского общества того времени. Вместо идеалов «праведной жизни» мы возвели на пьедестал цивилизацию, которую мы тогда отождествляли с английской цивилизацией. Наша семья целиком приняла изменения, происшедшие как в религии, так и в отношениях между людьми. Воспитанные на английской литературе, мы питали глубочайшее уважение к её создателям. Это преклонение я сохранял всю первую часть моей жизни. Затем я с глубокой горечью увидел, как между нами и англичанами разверзлась пропасть...»

Кстати уж, любопытно, что написанный Тагором текст «Моя золотая Бенгалия» сделался со временем гимном республики Бангладеш. Метания Тагора между столбовой дорогой цивилизации и народной и религиозной самобытностью Индии, её многочисленных племенных общностей, естественны. Однако обратимся к самой простой арифметике. Тагор родился в 1861 году, умер в 1941 году. Таким образом, в возрасте восьмидесяти лет он вполне мог полагать, что пришла пора подводить итоги. И, стало быть, эта самая «первая часть» его жизни охватывает сорок лет и заканчивается со смертью королевы Виктории!..

Свою статью «Кризис цивилизации» Тагор пишет в 1941 году. Вторая мировая война уже идёт. Тагор испытывает вполне естественное разочарование в идеалах западноевропейской цивилизации. В сущности, он почти готов отождествить два понятия: «фашизм» и «западноевропейская цивилизация как цивилизация вообще». И лишь воспоминания о викторианстве примиряют его с Европой и внушают надежду:

«...мне посчастливилось знать англичан, исполненных истинного благородства, нигде больше не встречал я такого величия духа, как у них. Именно они не позволили мне утратить веру в английский народ. Лучший тому пример — Эндрюз. Имея честь быть его другом, я лично убедился в том, что это истинный англичанин и христианин. Человек с большой буквы. Сегодня, когда я стою на пороге смерти, для меня ещё ярче воссияло его бескорыстие и мужество, исполненное величия Я, как и весь наш народ, многим обязан ему; но особенно благодарен я ему за то, что на старости лет он помог сохранить мне пошатнувшееся было уважение к английскому народу, уважение, воспитанное английской литературой, которой я зачитывался с юных лет. Эндрюз навсегда останется для меня воплощением духовного величия своего народа. Людей, подобных ему, я считаю не только своими близкими друзьями, но и друзьями всего человечества. Их дружба скрасила мою жизнь, и мне кажется, что именно они, эти люди, спасут славу английской нации. Если бы не они, я бы не мог не поддаться разочарованию в европейских народах.