Фаина Гримберг - Примула. Виктория

Но ещё до смерти Георга IV Вильгельм сделал карьеру морского воина. Теперь он был верховным адмиралом. Ему уже исполнилось не так мало лет и звание верховного адмирала вполне удовлетворяло его.

И вдруг Георг IV, старший брат (Вильгельм был моложе его на три года) умирает. И Вильгельм становится королём. Он на это не рассчитывал, на престол не рвался. Но если уж так вышло...

В молодости он учился держаться на палубе в шторм. Теперь надо было удержаться в стране, похожей несколько на взбаламученное море.

Сельские наёмные рабочие подняли восстание, которое вылилось в настоящую крестьянскую войну. В обществе громко требовали всеобщего избирательного права, и они его добились, когда-нибудь, много позднее, но не в правление Вильгельма IV!

В 1832 году реформа избирательного права всё-таки была проведена. Реформа эта заставляла вспомнить время королевы Бэсс, откровенные желания старушки в последний период её власти. Английские патриции сделали шаг назад, буржуа сделали два шага вперёд и теперь могли избираться в парламент.

Ирландские католики продолжали бушевать и настаивать на равенстве с протестантами. Вильгельм, так же, как и его брат, Георг IV, был решительно против! Парламент намеревался сказать громкое «за». Несколько правительственных кризисов немножко потрясли страну. В 1834 году король осмелился сформировать новый кабинет министров, совершенно вопреки устремлениям парламента. Ирландия и сегодня на мощном дереве общего англо-ирландско-шотландско-уэлльского государства гудит, как пчелиный улей на дубе. Много лет спустя некто Милн [38] ...некто Милн... — Алан Александр Милн (1882-1956) — английский писатель; известен благодаря сказкам об игрушечных зверюшках — Винни-Пухе, Пятачке и проч. справедливо заметил, что приближаться к Ирландии следует на воздушном шаре, припевая:

Но, конечно же, старенькая Елизавета мечтала о другом. Она мечтала, как будет править самовластно, осыпая милостями кое-каких невысокородных людей, а эти люди будут обязаны ей решительно всеми особенностями своего благополучия. А в итоге получились два сильных ограничителя королевской власти — парламент и пресса!..

Англия меж тем потихоньку превращалась в ту самую Англию, которую более или менее знают даже те, которые получали в школе плохие оценки по истории и географии. Промышленность бежала вперёд, громко топая ногами. Подобные забеги принято называть «развитием» или «прогрессом». Короче, Англия превращалась в ту самую «мастерскую мира».

Но не Вильгельму IV пришлось порадоваться на её расцвет. В июне 1837 года старый морской волк умер.

Судьба взяла большую метлу и ретиво расчистила дорогу к трону для нашей главной Героини. Шарлотта, дочь Георга IV, умерла при родах. Шестеро сыновей Георга III либо остались бездетными, либо вовсе не женились. В Англии не существовало салического права, трон могли занимать женщины, но две замужние дочери Георга III также не имели детей, а четыре дочери не имели мужей.

Династия Ганноверов теперь вполне могла тихо и гордо умереть. Но... В 1818 году трое сыновей Георга III (всё-таки у него было много сыновей) одновременно женились. С потомством повезло герцогу Кентскому.

24 мая 1819 года.

« — Мальчик?

— Девочка, сэр! Но эта девочка стоит тысячи мальчишек!»

Вильям Шекспир «Очередная английская королевская хроника».

В 1679 году английский парламент принял закон о неприкосновенности личности.

Неприкосновенные личности национально запели: «Правь, Британия!»

В 1735 скончался Дж. Арбетнот (Дж-ж!), тот самый, выпустивший в 1712 году серию памфлетов. Он был просветитель и хотел исправить нравы при помощи сатиры. Памфлеты его объединены были общим названием: «История Джона Буля». Собственно, Арбетнот просто хотел высмеять некоторые черты английского характера, как он этот характер понимал. Какие черты? Ну, к примеру, жадноватость и несколько слишком твёрдокремневое упрямство. И что получилось? Англичане согласились со своим памфлетистом. Да, сказали они, да, так оно и есть: мы — джоны були, джонбульность — наше главное свойство, и мы гордимся нашей джонбульностью! Мы упрямые, мы умеем считать деньги. И мы выиграем!

Теперь, кажется, самое время поговорить о национальном характере. В 1879 году в семье лондонского архитектора родился будущий писатель Эдуард Морган Форстер. Когда он родился, нашей главной героине оставалось ещё править двадцать лет. Он умер в 1970 году, в правление королевы Елизаветы (прямая линия от нашей Героини!). Свои «Заметки об английском национальном характере» Форстер начал замечательными словами: «Шила в мешке не утаишь...»

Итак!

«Шила в мешке не утаишь, и я лучше сразу скажу, что, по моему личному мнению, английский характер в своей основе буржуазен. Это обусловлено всей нашей историей: начиная с конца XVIII века средняя буржуазия была и есть у нас господствующая сила общества. Промышленная революция дала ей в руки богатство, реформа избирательной системы 1832 года — политическую власть; средняя буржуазия помогла возникнуть и сформироваться Британской империи, ей же обязана существованием литература XIX века. Трезвый ум, осторожность, деловитость, добропорядочность. Отсутствие воображения, лицемерие. Эти качества характеризуют среднюю буржуазию любой страны, но в Англии они сделались национальными чертами, потому что только в Англии средние классы стояли у власти в течение полутораста лет. Наполеон со свойственной ему грубостью называл нас нацией лавочников. Мы предпочитаем называть себя великой коммерческой нацией — это звучит достойнее, хотя означает то же. Понятно, в Англии есть и другие классы: аристократия, беднота. Но глаз критика останавливается у нас на буржуазии, как в России — на бедноте, а в Японии — на аристократах. Символ России — крестьянин или фабричный рабочий, Японии — самурай. Национальный символ Англии — мистер Буль в цилиндре и в отличном костюме, с солидным брюшком и солидным счётом в банке. Пусть святой Георгий гарцует на стягах и в речах политических деятелей, земными благами нас снабжает Джон Буль...

Беда в том, что природу англичан не так-то легко понять. На вид они — сама простота; и хотят казаться простыми, но чем ближе с ними знакомишься, тем труднее их разгадать. Толкуют о загадочном Востоке. Запад не менее загадочен. В природе англичан есть глубины, которые не обнаружишь с первого взгляда. Мы знаем, каким представляется море на расстоянии: оно одноцветное, ровное и не похоже, что в нём есть жизнь. Но всмотритесь в воду с борта лодки, и вы увидите множество цветов и оттенков, и рыбу, плавающую на разной глубине. Английский характер, как море, — внешне он ровен и невозмутим. Разные цвета и оттенки — английский романтизм и тонкость восприятия. Мы не ожидаем встретить у них эти качества, но они есть. А рыба — если продолжить мою метафору — эмоции англичан, стремящиеся подняться на поверхность, но не знающие, как. По большей части мы видим их далеко внизу — неясные тени, искажённые расстоянием. Время от времени им удаётся всплыть наверх, и мы восклицаем: «Как? Оказывается, англичанин способен чувствовать?!» А изредка мы видим летучую рыбу, когда эта красавица взмывает в воздух, на солнечный свет. Английская литература и есть эта летучая рыба. Она даёт нам представление о той жизни, что идёт изо дня в день под поверхностью воды, она доказывает, что в солёных негостеприимных глубинах «моря» существуют эмоции и красота».