Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

— Батюшка, атаман, не мучи младшенького. Аткель мальчонка знать может про дела отцовы, мал ещё.

Она цеплялась за сапог, но атаман её откидывал ногами. Андрей не выдержал:

— Брось изголятьси, верни мальчонку, ведь и в твоей душе шой-то Христово есть.

— Ты помолчи, боярский служака, скоро и до теби руки дойдут.

— Я, атаман, родовитых не менее твово ненавижу, глотки бы рвал.

— Эка как заговорил, а чё же меня пушками встречал?

— А я бы тебя вместя с ними рвал. Они по-своему Русь грабят, а ты по-своему. Всё нахапать хотите, никак не нажрётесь. Пол-Руси то боярин, то разбойник, то дурак. Избавиться бы от них, глядишь, остальные бы по-человечески пожили.

К Андрею подлетел брат атамана Фрол и со всего размаху ударил в лицо. Из разбитой брови полилась кровь. Фрол продолжал бить озверело.

— Подожди, братко, охолони, — оттащил Стенька Фрола. — Количи он такой смелый, мы ево по-другому спытаем.

Затем повернулся к княгине:

— Молись, ведьма старая, за ентово стрелецкого сотника. Можешь забрать своё изрыгание. Всё, што я ему не додал, выдам ентому зубослову.

Прасковья бросилась к сыну отвязывать верёвки с окровавленных рук. Атаман с братом удалились. Перегрызя верёвки, удалилась с ребёнком на руках и княгиня. Сотник и лейтенант барон де Рон остались висеть на цепях среди трёх умерших.

— Чё, иноземец, хана нам пришла, Стенька щас нахлещется бражного, придёт нам рёбра ломать.

— Глюпо было ево жлить.

— Ну, на Руси говорят: двум смертям не бывать, а одной не миновать.

За стеной раздался глухой удар и звук падающего тела. Дверь открылась, и на пороге с молотом в руках появился Савелий Сивой. Не говоря ни слова, одним ударом он сбил прикованное к стене кольцо, и Андрей свалился на пол. Сивой сбил цепи с де Рона и, подхватив под руки Андрея, они выскочили из пытошной избы.

Артамон Сергеевич познакомился со своей супругой случайно, будучи на Кукуе в шотландской колонии, в доме её отца Гамильтона. Артамон быстро окрестил девицу, а затем и венчался с ней. Евдокия Григорьевна Матвеева скоро сошлась с Анной Петровной Хитрово. Они единственные из всех женщин Московского двора носили немного приталенные сарафаны и не сильно белили лицо, чем вызывали зависть у остальных боярских жён. Иностранцы писали, что женский наряд напоминал собой рас шитый драгоценными камнями мешок, спадающий с плеч, а лица были так набелены, что невозможно было определить, красивы они или нет. Всё, что есть у женщины, её достоинства и недостатки, мог видеть только муж — её суженый.

Пользуясь дружбой с Хитрово, Евдокия пришла навестить воспитанницу мужа Наталью Нарышкину. В начале второго летнего месяца были отсеяны ещё девицы, и теперь их осталось только девять: Оксинья, дочь Ивлия Голохвостова, Марфа, дочь Демьяна Смирнова, Марфа, дочь Викентия Васильева, Анна, дочь Алексея Кобылина, Овдотья, дочь Льва Ляпунова, Овдотья, дочь Ивана Беляева, Марья, дочь Ивана Стремоухова, Марья, дочь Василия Пещурова, и Наталья, дочь Кирилла Нарышкина. Все девять были столь прекрасны, что взгляд непроизвольно загорался у всякого, кто видел их.

Наталья с остальными девицами гуляла в девичьем дворе, куда ранее допускались лишь царевны. Она была чудо как хороша в своём голубом летнике. Матово сияющие нити жемчуженных завес нежно обрамляли юное чистое лицо. Слабая задумчивая улыбка слегка вздрагивала в уголках красивого, не тронутого сомнениями рта. Увидев жену Матвеева, она поспешила к ней навстречу:

— Тётушка родненькая, я так радёшенька видеть тебя. — Она склонилась в поясном поклоне, но обе женщины поспешили её распрямить. — Здеся так тягомотно. Государь изволил отъехать в Коломенское, и мы с утра до вечера ничего не делаем.

— На то ево царская воля, — молвила Анна Петровна и отошла, оставляя Евдокию с Натальей наедине.

— Каково тебе тута, Наташенька?

— Чисто, сытно, вот токма скушно очень. Одно развлечение было, пока обучали, чаво царице должно и не должно делать. А как отъехал царь, так и сидим токма на солнышке, только Богу молимся.

Она истово перекрестилась.

— Артамон Сергеевич послал к тебе двух мамок. Никому, кромя их, не доверяй себя одевать и расчёсывать.

Наталья кивнула головой.

— А как тамо мои братья? — спросила она.

— Ох, Натальюшка, я о них ничего не слыхала. Ты меня извини, я не надолго, лишь повидаться. А то ещё обвинят, что иноземка учит тебя царя привораживать.

Они крепко расцеловались, и Евдокия Матвеева поспешила с девичьего дворика восвояси.

Тёплый летний ветер пригибал траву. Трое всадников, на исхудавших конях объехав Казань стороной, спешили к Нижнему. Впереди ехал молчаливый Савелий Сивой, за ним де Рон и Андрей Алмазов. Все трое без кафтанов, в рваных рубахах, де Рон с восхищением смотрел на уставших после стольких дней дороги Андрея и Савелия.

У себя на родине де Рон уже давно не смел носить титул барона. Младший брат, чтобы отнять поместье, предоставил документы о том, что отца не было дома более одиннадцати месяцев перед его рождением. Де Рон, чтобы выжить, попал в наёмники, оказался в Голландии, где его и подобрал капитан Бутлер, направляющийся в Московию.

— Гляди, Андрей, сейчас впереди покажется деревенька тово дворянского сына, хто нас месяц назад привечал, — сипло пробасил Савелий.

И правда с боку от леса, недалеко от берега Волги, показались шесть приземистых домишек. Всадники ещё не успели близко подъехать к деревне, когда услышали тягучую свадебную песню дружков жениха. На крыльце дома стоял Иван Румянцев, а между ним и телегой, за пряженной тройкой, горланили песню восемь его мужиков. Увидев Андрея, Иван сорвался с крыльца и бросился навстречу.

— Вымолил я всё ж таки у Бога, штобы на обратном пути ко мне заглянул, — выпалил он.

Андрей удивлённо смотрел на него.

— Ты принёс мне удачу. После твово отъезда приезжал ко мене Федосий Кузьмин-Караваев, сосватал за меня свою дочь Ольгу. Семь дюжин душ за неё даёт.

«Там смертоубийство, кровь рекой, а здеся благодать, свадьбы играють, — подумал про себя Андрей. — Так всегда на Руси: на одной улице мордобой, а на другой праздник празднуют... Никого не касается, что творится в соседней деревне».

Вслух же сказал лишь:

— Я рад за тебя.

— Вы должны поехать со мной.

Савелий Сивой безразлично пожал плечами. Косая холопка, признав в Андрее своего бывшего господина, забежала в дом к Ивану и вынесла три последних праздничных рубахи. Переодевшись, все трое сели с Иваном в телегу, и старик Анисим погнал лошадей. В Россохино, небольшое сельцо, отдаваемое за невестой, они приехали, когда их уже заждались. Усадьба напоминала городской дом, не то что Иванова изба. Улицу не перегораживали, ибо уже знали, что с жениха взять нечего. Федосий Кузьмин-Караваев стоял на крыльце, как положено хозяину дома. При приближении телеги его сыновья поспешили за сестрой. Андрей с перекинутым через плечо рушником первым соскочил с телеги и помог слезть жениху. Две девки холопки вывели невесту, и все пешком направились в небольшую покосившуюся деревянную церковь. На церковном дворе Ольга взяла деньги и стала раздавать скопившемуся люду.