Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

- Что с Вами, господин обер-лейтенант?

- То, что и должно уже было случиться – мне дурно!

- Я думаю, нам следует сначала...

- No, Sir! Сначала мы должны направиться в Fresnes, а там посмотрим. Если возможно, то я бы хотел выпить чашечку кофе – вот это было бы дело!

- В нашей квартире есть немного, господин обер-лейтенант, – отвечает Бартль.

- Да бросьте, Вы, Бартль. Нам надо посмотреть, как будем ехать дальше... Я поеду внизу.

- А должен ли я ...?

- Нет! Устройтесь снова между почтой. А как насчет шин?

- Ничего, господин обер-лейтенант.

- А с дровами?

- К сожалению, только два мешка, господин обер-лейтенант.

- Ну, все-таки! Мы и так были на высоте. Ладно, в Париже что-нибудь присмотрим...

Мне постепенно становится лучше от нашего разговора.

- Ну, бросайте уже, наконец, Ваши ленивые кости, Бартль.

И теперь пора выбрать направление нашего движения! Размышляю: Боже! Я все еще не знаю, как мы доберемся до Fresnes. Я должен был еще вчера вечером узнать, где лежит Fresnes. Значит, снова к комендатуре. У них, конечно, наверняка есть точный план Парижа. Две уборщицы-француженки убираются в помещениях, и, как и всегда, отвратительно воняет Eau de Javel. И еще никого нет на службе!

Хочу уже заорать от ярости, но тут приходит Бартль с каким-то вахмистром, который видно разбирается в делах. План города, говорит он, у него есть. И теперь я могу определить, на-сколько все хорошо складывается: До Fresnes всего лишь один шажок! Кто бы подумал!

- Ехать туда немного сложно, господин лейтенант. Но главное направление – это ехать просто на восток!

Так или иначе, придется посвятить Бартля в мои планы. Засчитываю ему в заслугу то, что за время всей поездки он ни слова не произнес о Симоне. При этом никакого сомнения, что он хорошо знает и о Симоне и о ее делах во Флотилии.

И тут Бартль спрашивает меня:

- А почему, собственно говоря, нам надо попасть в Fresnes, господин обер-лейтенант?

- Так как там располагается тюрьма, и в этой тюрьме должна сидеть одна юная дама, которую Вы достаточно хорошо знаете...

Услышав это, Бартль смотрит на меня настолько ошеломлено, что почти беззвучно произно-сит:

- Мадемуазель Сагот?

- Так точно-с... Я должен попытаться связаться с нею.

Бартль смолкает. Он стоит с таким видом, будто внезапно проглотил язык.

Может быть не стоило ему этого говорить? Париж неразрушен. И жизнь течет в нем, судя по всему, как и всегда. Для меня непостижимо, что вопреки близо-сти фронта здесь все идет своим обычным ходом – или, может все-таки, не все? Не изменилось ли здесь, все же, кое-что? А может быть изменения, всего лишь тщательно маскируются?

Промеж лопаток пробегает неприятный холодок, который не могу объяснять, но который от-четливо чувствую. Что-то такое витает в воздухе, это я ощущаю совершенно ясно. Пробую, ко-гда мы медленно проезжаем мимо спешащих прохожих, прочитать что-то подобное в их лицах, но не обнаруживаю ничего необычного. Никаких признаков ненависти, лишь полное безразли-чие.

А может быть это скрыто в тех слухах, что Париж полностью минируется и может быть взо-рван в любое время по приказу свыше? Скорее всего, это конечно, только слухи. Нечто подоб-ное нельзя сотворить в тайне. Такая новость стала бы общеизвестной.

Однако затем вижу почти во всех примыканиях второстепенных улиц к главной дороге, мас-сивный, тяжелый материал: Канатные барабаны, дорожные катки, бочки для нефтепродуктов, наполненные, наверное, песком, старые грузовики, черные от угольной грязи – все они ждут только команды, чтобы выдвинуться на главную дорогу. Эти видимые повсюду элементы стройплощадки вовсе не являются случайностью – или я вижу перед собой уже призраки?

Перед глазами возникает картина баррикады кисти Делакруа : Каждый из этих юношей, которые рассматривают меня, засунув руки глубоко в карманы брюк, с подчеркнутой небреж-ностью, когда нам приходится однажды остановиться, мог бы стать у Делакруа моделью для одного из его участников баррикадных боев.

Что только будет ожидать нас в самом городе? То, что в Париже объявлена всеобщая забас-товка, я уже знаю. Если нам чертовски не повезет, можем попасть в самую ее гущу...

Мы едем и едем, и если я правильно понимаю, то уже сбились с курса. Раньше у меня в Па-риже всегда был водитель. Теперь я тоже имею водителя, но говоря по правде, он здесь никогда еще не был за всю свою жизнь. И не остается ничего другого, как расспрашивать прохожих, как же нам попасть в этот чертов Fresnes. Или лучше, все же, спросить легавого? Коп не решится послать нас в неверном направлении. Легавые должны быть повсюду – даже сейчас... Но нигде не видно ни одного, кого я мог бы расспросить.

Вероятно, легавые уже смылись – куда-нибудь на старую фабрику?

Если бы я был один, то не смог бы удержаться, чтобы не поквитаться с «фликами» за свое ожидание. Однако было бы чистым сумасбродством принуждать легавого приветствовать меня по-военному. Я всегда сразу отворачивался и «флик», очутившийся в поле моего зрения, тоже.

Раздумываю: Бисмарк – просто засранец! И его сраное Отделение! Должен ли я вообще там появляться? В любом случае! отвечаю себе. С этой собакой я должен еще перекинуться пароч-кой теплых слов. Я должен расплатиться с ним! Но все по порядку: Сначала мы должны заехать в Fresnes.

В следующее мгновение, наконец, вижу на перекрестке легавого и командую остановиться рядом с ним. И тут уж могу во всех подробностях видеть, как он пристально изучает наш но-мерной знак, а затем медленно, будто случайно, так долго поворачивается вокруг собственной оси, пока не оказывается спиной к дороге, чтобы не приветствовать меня... Ну, уж дудки! Это ему не поможет.

Говорю:

- Veuillez avoir l’obligeance …, – легавому в спину, и он так резко поворачивается ко мне, на-пуганный моей вежливостью, словно его тарантул укусил, – de bien vouloir m’indiquer la direction de Fresnes?

Продолжаю тем же сверхвежливым тоном и вновь получаю отличную возможность видеть ог-ромное удивление на лице парижского легавого, к которому обращаются так вежливо. Флик дает справку вкрадчивым голосом и при этом наклоняется до уровня моего лица: Нам следует проехать дальше на восток – через Sceaux , затем сначала в направлении Choisy-le-Roi , а потом все время по banlieue .

- Trente minutes, ; peu pr;s, mon lieutenant!

- Et mille fois merci!

Наверняка этот человек расскажет сегодня вечером дома о таком событии, как наш вежливый разговор, и если ему здорово не повезет, то жена посчитает его душевнобольным.

Эти странные взгляды пешеходов! Только ли мне они направлены? При взгляде в зеркало вижу, что некоторые из зевак останавливаются, и глазеют на нас, открыв рот. Но это, пожалуй, следует отнести насчет нашего драндулета, а также на то, что наш «линкор» несет на себе но-мер Вермахта. Газогенераторный грузовик германского Вермахта – когда еще можно было уви-деть такое чудо в Парижском пригороде!