Александр Майборода - Святополк Окаянный

Он тихо, так что мог слышать только он один сам, горячечно бормотал на греческом языке: «Время разбрасывать камни, но придет время и их собирать. Придет время, и я семя рабское Владимирово сотру с лица земли».

Осенью ночная тень рано накрывает землю. И вечером, как только в теремах утих шум и начали гаснуть огни, Святополк вышел из своей комнаты.

Сначала он долго шел по темным коридорам. Когда вышел во двор, то постоял немного на крыльце, жадно вдыхая свежий воздух.

В небе сквозь тонкую рябь ночных туч пробивалось большое красное пятно. Оно был огромное и кроваво-красное, и казалось, что там, далеко за тучами, разгорается пожарище, которое вот-вот перекинется на беззащитную темную землю и уничтожит все, что живет и существует на ней.

Нехороший знак, когда луна красится кровью. Ночное светило, солнце мертвецов, жаждало обильной крови, грозило многими бедами и указывало путь ненасытным до человеческой крови упырям.

Краем глаза в призрачной лунной тени молодой человек заметил странное движение, как будто призрак промелькнул и вздохнул, обдав все вокруг ледяным инеем.

По спине Святополка пробежал мороз, он зябко поежился, и его рука невольно опустилась к поясу, где висел кинжал. Ему неудержимо захотелось вернуться назад, в теплую темноту, пахнущую живым человеческим телом. Но, нащупав рукоятку кинжала, Святополк тихо пробормотал себе под нос: «Нечего бояться, — это всего лишь луна. Я князь, я не должен бояться», г От звука собственного голоса он почувствовал себя увереннее и, хотя в его горле от страха застрял ледяной ком, смело шагнул во двор.

Лунный свет плохо освещал двор, и юноша с трудом нашел необходимую ему дверь среди черных провалов теней. Найдя дверь, он неуверенно скребнул ногтем дверь одной из каморок, как и было условлено с Любавой.

Звук был очень тихий, но его услышали. За дверью скрип-; нули половицы и послышался тихий девичий голос, как робкий лучик света в ночи.

— Кто там?

— Любава, это я, — так же тихо проговорил Святополк и оглянулся, проверяя, не слышит ли кто его, не следят ли за ним.

Дверь неожиданно бесшумно, как ворота в обиталище мертвых, растворила щель, и из мрачной щели показалось бледнобелая рука. Но вместе с рукой пахнуло живым избяным духом: кислый запах печеного хлеба, дымная горечь очага, сладкий запах расплавленного воска и каких-то сухих трав.

Живые запахи приободрили юношу, и он вдруг почувствовал, что из его горла исчез холодный комок.

Рука уже не казалась мертвенно-бледной, это была обычная девичья нежная рука. Она шевельнула пальцами, маня, и Свя-тополк решительно потянул на себя дверь. За дверью оказалось почти как во дворе — холодно и темно, и даже привыкшие к темноте глаза юного человека ничего не видели. Он только чувствовал рядом другого человека.

— Ничего не вижу, — пробормотал Святополк и тут же ощутил, как к его руке прикоснулась теплая ладонь. Вот теперь он разобрал рядом с собой тонкий девичий силуэт.

— Любава, ты что ли? — невольно вырвалось у юноши.

— Нет, анчутка! — тихо прыснула девушка. Быстро подавив смешок, она промолвила: — А я думала, что князья особенные и видят в темноте, как рыси.

Не дожидаясь ответа, она ухватила юношу за руку и потянула за собой.

Святополк сделал еще несколько шагов. Послышался скрип открываемой двери, и робко мелькнул желтый свет.

Перед ним открылась комната с низкими закопченными потолками. Посредине комнаты, на земляном полу, из обломков камней было сложено грубое подобие очага, в котором неторопливо играли небольшие языки пламени. Дрова в очаге почти прогорели, и по еще несгоревшему полену, среди углей, как в темной безлунной ночи, блуждали робкие звездочки. Они колдовски цепко притягивали к себе бездумный взгляд человека.

Святополк с трудом отвел глаза от чарующих огней.

Дым от очага поднимался и где-то исчезал вверху, видимо, там была дыра, через которую и уходил дым.

Небольшой огонь давал мало света, и по стенам, как гулящие скоморохи, плясали тусклые тени.

Здесь Любава разжала руку и, проговорив: «Дальше иди сам», растаяла в темноте.

Ты все же пришел, — послышался старушечий скрипучий голос, как только девушка исчезла. Казалось, он доносился из подземелья.

Святополк, напрягая глаза, всмотрелся в темноту.

— Ну, раз не испугался, то садись к огню, — снова раздался голос. Вроде бы он слышался сзади. Святополк оглянулся, но никого не увидел.

— Кто ты? — внезапно охрипшим голосом спросил он и почувствовал, что в горле стало сухо. Святополк невольно судорожно глотнул слюну и снова спросил, но уже окрепшим голосом:

— Кто ты?

— Кто я, не имеет значения, — проскрипела старуха. — Я служанка богам. Я служанка Роду — единому во многих лицах и всемогущему. Но имеет значение другое — кто ты?

— Я князь... — гордо начал звонким голосом Святополк.

— Молчи! — неожиданно властно цыкнула старуха, и окончание фразы застряло в горле у юного князя. — Ты князь перед людьми, а перед богами ты червь! Гордиться ты можешь перед людьми, а перед богами смирись! Он дал тебе многое, но он может и отнять все в одночасье. Как у твоего отца.

Святополк, вспомнив предупреждение матери, потупил взгляд и виновато промолвил:

— Грешен я. Но я смирен и склоняю голову перед богами.

— Хорошо, — смягчив голос, проговорила старуха. — Теперь, когда ты знаешь, кто ты, скажи, что тебе надобно от богов?

— Я хочу узнать свою судьбу, — несмело сказал Святополк. После того, что сейчас произошло, его вера в себя была поколеблена, и он уже не был вполне уверен, что сделал правильно, явившись к колдунье.

Старая колдунья тут же почувствовала неуверенность юноши, как волк запах перепуганной дичи.

— Али ты не уверен в своем желании? — спросила она.

Святополк задумался.

— Тогда уйди, — сказала старуха.

Нет, не для того приходил сюда юный князь, чтобы отступить при первом же препятствии, хотя бы страх неизвестности и пугал его сильно, как никогда в жизни. Благоразумный человек не будет совать голову в пасть голодному льву. Но, отступив один раз, хватит ли сил не отступить и в следующий, когда опасность окажется еще сильнее? Посеешь поступок, пожнешь характер... Потеряв честь, уже не вернешь ее.

Святополк мотнул головой и твердо, с булатной сталью в голосе проговорил:

— Нет, я уверен!

Он решительно сел перед очагом.

От очага струились мягкие волны приятного тепла, которые обнимали, как ласковая мать дитя, и в этих объятиях было необыкновенно спокойно и надежно. Юноша чувствовал, как тяжелеют его веки, и он с трудом противился, чтобы не закрыть глаза.

— Спрашивай. Но задать можешь только один вопрос. Боги ответят только один раз. Поэтому не спеши, спрашивай самое главное из того, что ты хочешь узнать. То, из-за чего ты готов отдать жизнь, — теперь голос был ласковый, женский, чем-то знакомый Святополку.