Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель

— Сбросьте его с вала! Убейте его!

Офицеры были на стороне своего начальника. Король стал уступать. Он просил впустить его одного, в сопровождении конвоя из двадцати, даже десяти человек. Комендант отказал и в этой просьбе, казалось бы безобидной, рассудив, что в таком случае город был бы потерян. Карл объявил его изменником, но удалился и в тот же день направил в парламент жалобу, требуя правосудия за нанесённое ему оскорбление. Представители нации полностью оправдали коменданта и разъяснили в ответном послании, что все арсеналы и крепости не являются личной собственностью его величества, а лишь временно вверены ему для безопасности государства, из чего следует, что и парламент, исходя из безопасности государства, может взять их под своё управление. Разъяснение было не только логично, но и законно. Королю было нечего возразить. Тем не менее он увидел в нём объявление уже не бумажной, а настоящей войны и принял меры, чтобы выйти на поле боя во всеоружии.

Свои меры приняли и депутаты. Второго мая они направили в Йорк своих комиссаров, местных уроженцев, из крупных землевладельцев, пользующихся уважением в графстве. Они получили приказ: во что бы то ни стало находиться при короле и доносить обо всём, что в его ставке будет происходить. Посланцы с должной почтительностью представились Карлу, но тот встретил их неприветливо:

— Милорды, я повелеваю вам воротиться. Если вы откажетесь повиноваться, если останетесь, то берегитесь. Чтобы с вашей стороны не было никаких происков или интриг. В противном случае мы очень скоро разочтёмся друг с другом.

Они остались. Их оскорбляли. Им угрожали, не позволяли выйти из дома, но они всё-таки умудрялись получать верные сведения и отправляли донесения вождям оппозиции. Отчёты день ото дня становились тревожнее. Королю нужна была армия. Он ещё не смел открыто её набирать. Пятнадцатого мая он собрал в Йорке окрестных дворян, уверенный в том, что они с радостью согласятся сражаться за своего владыку.

Старое дворянство явилось в полном составе. Собрание было многолюдным и шумным. Призыв короля был встречен криками одобрения. Явившихся комиссаров парламента встретили свистом и шиканьем. Казалось, государь уже получил первых волонтёров. Однако слух о собрании уже распространился по графству. После обеда в Йорк стали съезжаться сельские хозяева, так называемое новое дворянство, и свободные фермеры, которых намеренно обошли приглашением. Они кричали, что имеют законное право вместе со всеми обсуждать дела графства. Их не хотели пускать, эти люди собрались в другом месте. Когда же король наконец решился открыто объявить набор в свою гвардию, около полусотни этих сельских хозяев, новых дворян, ответили твёрдым отказом; составили список, каждый из них расписался в знак своего противодействия монарху, и первым свою подпись поставил Томас Ферфакс из Дентона, самый смелый и откровенный патриот Йоркского графства.

Король был смущён, но не хотел и не мог отступать. На третье июня он назначил новый сбор, на этот раз всех владельцев земли, от знатного лорда до свободного фермера. Они собрались на равнине под Йорком. Говорили, что собралось тысяч сорок конных и пеших, в их числе оказались и горожане, которые тоже были владельцами окрестных земель. Комиссаров парламента к ним не пустили, опасаясь агитации с их стороны. Собрание всё-таки раскололось, несмотря на эту необходимую меру. Сельские хозяева, свободные фермеры и горожане не хотели войны. Кто-то из них составил петицию, в которой королю предлагалось помириться с парламентом. Чтобы собрать подписи, она пошла по рукам. Он явился. От его имени герольд прочитал декларацию, в которой прямо не говорилось о войне, но не было ни слова о мире. Король, увидя недовольство на многих лицах, поспешил удалиться. Тогда Томас Ферфакс, расталкивая толпу, внезапно упал перед монархом на колени и положил на луку седла петицию о мире с парламентом. Король в гневе пустил на него свою лошадь. Она больно толкнула его. Ферфакс продолжал стоять на коленях и смело глядел в глаза всадника.

Непримиримость сельских хозяев, свободных фермеров и горожан самого монархического из графств, в особенности решительность и твёрдость Ферфакса, произвели на роялистов сильное впечатление: спокойная, грозная сила на этой равнине под Йорком впервые столкнулась с растерянностью и смятенностью слабости. Король тщетно искал поддержки среди своего окружения. Ему не удалось быстро набрать армию среди йоркцев, а потому он обвинил парламент в том, что тот стал незаконным, собрал тех, кто перебежал из Лондона в его стан, и потребовал, чтобы они объяснили своё бегство насилием со стороны представителей нации. Беглецы оказались в драматическом положении. Убеждения, привычки, традиции, происхождение или богатство привязывали их к королю, подобно пуповине, которая связывает ребёнка и мать, однако благоразумие ясно указывало на то, что они выбрали слабую, заранее побеждённую сторону. Они подписали декларацию, составленную в канцелярии короля, и тут же объявили своему повелителю, что будут вынуждены от неё отказаться, если он прикажет её отпечатать. Государь возмутился:

— Что же я стану с ней делать?!

В сущности, делать ему было нечего. Кавалеры кричали, что нечего медлить, что врага надо предупредить, и задирали всех, кто пытался их образумить. Чтобы нападать, не хватало людей, мало оружия, мало военных припасов и продовольствия и совсем не было денег не то что на содержание армии, а на содержание двора. Королева, уехавшая в Голландию, кое-как продала бриллианты короны и не могла найти надёжного человека, чтобы переправить полученные средства в Йорк, поскольку не находила сочувствия проигранному делу.

Король вынужден был постоянно юлить, лицемерить и лгать. Он требовал, чтобы его приверженцы в монархических графствах объявили набор в ополчение, которому предстояло защитить законного владыку, и в то же время запретил парламенту набирать и возглавлять ополчение в графствах, которые поддерживали парламент. Он готовился к войне против парламента и уверял, что даже не думает о войне. По его настоянию, лорды, прибывшие в Йорк, составили декларацию, в которой чёрным по белому заявляли, что они не нашли никаких приготовлений к войне. Он дошёл до того, что выражал недоумение и разводил руками, будто бы не понимая, чего требует от него парламент, от него, человека доброго и мирного, неизменно соблюдавшего все статуты Английского королевства?!

Парламент действовал откровенней, прямей. Его требования, предъявленные королю, были понятны, необходимость их была очевидна: монарх и парламент должны править совместно. Соответственно он отвергал все несогласованные распоряжения короля. Его постановлением уже семнадцатого мая гражданам было запрещено вступать в ополчение, которое Карл решился созвать в монархических графствах. Двадцать пятого мая потребовал, чтобы возвратились те лорды и представители нации, которые, покинув свой пост, отъехали в Йорк или отсиживались из осторожности дома, и второго июня повторил своё требование. Всё ещё надеясь, что можно избежать военного столкновения с королём, что благоразумие возьмёт верх, если всё обстоятельно и спокойно ему разъяснить, нижняя палата создала комитет, который должен был разработать и подать на рассмотрение монарху так называемые «Девятнадцать предложений», или «Протестацию второго июня». Тридцать первого мая она создала другой комитет, который должен был выработать условия нового займа и получить его в Сити.