Наталья Павлищева - Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод

— Поди сюда.

— Чево? — нехотя набычился тот. Хотя чего уж спрашивать, сейчас придётся грести, везти этих двух бугаёв к судну.

Приятель хмыкнул:

— Вечно ты, Стёпка, вылезешь поперёк батьки...

С борта настороженно наблюдали за подплывающей лодкой, но трап не выкинули. Монах Пафнутий, который и звал Степана, покачал головой:

— Пуганые, видать...

Пафнутий славился тем, что знал много языков, понимал и по-свейски, и по-немецки, и по-гречески, и даже по-татарски, хотя такое понимание здесь не нужно точно... У монаха после вчерашних возлияний гудела голова, вчера был Медовый Спас, и в преддверии начинающегося Успенского поста братия напробовалась медов до упадку. Негоже бы, но Успенский пост строг, можно пить лишь квас без загулов.

Прочистив громоподобным кашлем горло, монах начал по-свейски. Вопрос звучал проще некуда: «Кто вы и откуда прибыли?» Его не поняли. По-гречески тоже... Через пять минут, отчаявшись вызнать у молчаливых гостей хоть что-нибудь, Пафнутий просто так прокричал это же по-татарски.

И тут, похоже, гости услышали знакомую речь! Они обрадовались, принялись знаками показывать, что сейчас приведут толмача.

Второй монах изумлённо окликнул Пафнутия:

— Неужто татары?! Откель у них корабли-то?

Степан не удержался:

— Не-е... рожи не татарские!

Рожи и впрямь на татарские походили мало. Рослые, светловолосые или вообще рыжие, гости были бородаты и имели светлые брови и ресницы. Какие уж тут татары!

Но вскоре на палубе показались двое совсем других людей. Раскосые глаза этих моряков не оставляли сомнений, что их когда-то «забыли» забрать обратно в Орду во времена Батыева нашествия. Усмехнувшись, Пафнутий снова прокричал свой вопрос по-татарски. На сей раз его поняли, хотя и с трудом. Толи монах не слишком хорошо знал язык, толи татары его далеко от родины подзабыли. Но все были рады и тому.

Толмачи с горем пополам объяснили, что от английского короля Эдуарда прибыли на малых судах посол Ричард с товарищами. Пафнутий согласно закивал:

— Ну, это ладно... Добро пожаловать, как водится, на Землю Русскую!

Чего там перевели толмачи, неизвестно, но трап всё же спустили. Пафнутий первым полез наверх, махнув рукой почему-то Степану:

— Лезь за мной.

Второй монах остался в лодке. На палубе Пафнутий, несмотря на свою толщину и добрый уже возраст, поясно поклонился, держась вполне чинно:

— Добро пожаловать на Землю Русскую, коли с добром пришли. Мы гостей любим и никогда обид им не чиним. Милости просим в нашу обитель.

Толмач поначалу долго моргал своими раскосыми очами, потом попытался что-то перевести. Монах осознал, что недостаточное знание языка толмачом чревато неприятностями, потому взял того за рукав и медленно повторил всё ещё раз, глядя татарину прямо в глаза, точно так язык становился понятней. Может, так и было, моряк закивал и заговорил со своими быстрее.

Выслушав ответ Ченслора, он заговорил снова. Теперь пришлось напрягаться уже Пафнутию. Но толмач повторил свои слова трижды, пока монах сообразил, о чём идёт речь. Видя, что монаху не слишком нравятся речи прибывших, Степан насторожился:

— Чего они?

— Не пойму я, вроде заложников требуют от нас...

— Чего?! — возмутился мужик — К нам в гости прибыли и с нас же залог требуют?!

Слова Степана были понятны и без перевода. Ченслор принялся что-то внушать татарину, а тот быстро-быстро закивал.

— Ну?! — вперился строгим взглядом в басурмана русич, закатывая рукава своей и без того не слишком длинной рубахи.

Толмач принялся объяснять уже ему, показывая то на англичан, то на берег. Степан слушал, точно что понимал, потом обернулся к Пафнутию:

— Чего говорит-то?

Тот развёл руками:

— Да не верят они нам, боятся за свои жизни, оттого и заложников требуют...

Степан вдруг скрутил здоровенный кукиш и подсунул его под нос опешившему Ченслору:

— А вот это видел?!

Пудовый кукиш смотрелся настолько внушительно, что перевода не требовал. А русич вдруг приобнял вмиг оробевшего татарина и принялся душевно объяснять:

— Растолкуй ты ему, дурья башка, что на Руси никогда гостей не обижали и жизни не лишали. Коли с добром пришли, так и бояться нечего, накормим, напоим и спать на перины уложим. Какие ещё заложники?!

Татарин заворожённо смотрел на русича и кивал, точно что-то понимая. Потом осторожно выглянул из-под здоровенной руки, пытаясь поймать взгляд монаха. Степан обернулся к Пафнутию, точно тот был его личным толмачом, и посоветовал:

— Перескажи слово в слово.

Монаху пришлось подчиниться. Пока шло объяснение, на берегу уже появились люди воеводы Микулина кого, видно, тому донесли о появлении на реке близ Холмогор чужого корабля. Неизвестно, что убедило англичан больше — конные, показавшиеся из-за кромки леса, или пудовый кулак Степана, но Ченслор закивал. Татарин, уже отпущенный своим новым другом, перевёл слова хозяина:

— Мы согласны не брать заложников, но кто гарантирует нам безопасность?

Степан замотал головой:

— Ты глянь какие недоверчивые! Да кому нужны ваши шкуры? Как вороны шуганые, ей-богу! Да не трусь ты, издалече небось приплыл? Ничего не боялся, а тут трусишь, как заяц. Никто вас не тронет, вот те крест!

Всё это говорилось уже в лицо Ченслору. Мало того, тяжесть Степановой руки испытало на себе плечо Ричарда. Глядя в насмешливые глаза русского мужика, англичанин вдруг поверил, что их не обидят, тоже кивнул.

Степан обрадовался:

— Вот и хорошо. Хватит речи вести, оголодали небось, устали с дороги... В баньку пора, за стол! А вы тут: залог... боимся!.. Пошли на берег!

И первым полез обратно в лодку. Пафнутий, как мог, пересказывал речь Степана, а толмач переводил. Стоявшие в напряжении англичане расслабились, на лицах появились улыбки, раздались даже смешки. Улыбнулся, правда, пока скупо, и сам Ченслор. Кажется, их не собирались съедать, казнить или даже арестовывать.

Кроме того, прибывшие и без объяснений поняли, что дальше по обмелевшей реке им не проплыть, слишком глубоко забрались.

Следующие дни англичане попросту мучились от обжорства. У этих странных русских на стол ставились такие блюда и в таком количестве, что по окончании трапезы от стола можно было только отползать. А хозяева даже обижались, что не всё съели, что больше не могут.

Поселили новых гостей не в монастыре, а в Холмогорах, так распорядился воевода Микулинский. У него же нашлись люди, говорившие по-немецки гораздо лучше монаха Пафнутия. Многие англичане сносно понимали немецкий, и беседы пошли легче. Ченслор едва успевал записывать в свой дневник впечатления от потрясшей его страны. По просьбе англичанина в Москву был спешно отправлен гонец к государю Ивану Васильевичу с сообщением о желании англичан торговать с Русью и вообще иметь дела с Москвой.