Наталья Павлищева - Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод

И вот теперь Насти не было, то есть вот она лежала, тихая, как и при жизни, спокойная и немыслимо далёкая. Она ушла туда, откуда возврата нет. И ждать мужа там, в райских кущах, не будет. Ей по заслугам путь на небо, а вот ему!.. Иван содрогнулся от мысли, что ему уготовано за его поведение.

Но мысль тут же вернулась к Анастасии. Нет больше Настеньки, не проведёт она прохладной рукой по волосам, не улыбнётся своей кроткой, ласковой улыбкой, не зазвучит тихий голосок... От тоски Иван даже застонал.

К царю бросился кто-то из слуг, но Иван отвёл его рукой:

— Поди прочь!

Он до утра стоял на коленях, то уставившись в окаменевшее лицо жены, то рыдая, уткнувшись в край покрывала, навсегда упрятавшего от мужа такое дорогое тело. Душа-то давно его покинула...

Анастасию хоронила вся Москва, её очень любили, потому за гробом шли не только близкие, но и те, кто видел царицу лишь издали во время праздников. Скорбели многочисленные монахи, во всех монастырях служили по ней службы, потому как многим и многим она при жизни делала не просто дорогие подарки, а собственноручно изготовленные. Сколько покровов ею было вышито, сколько образов на шёлке и бархате её руками сделаны... Жалела Москва Анастасию, жалела Русь...

Жалел и сам Иван, всё же любил жену, хотя и изменял ей множественно в последнее время.

Только царь жалел недолго, вспоминал всю жизнь, но в блуд ударился снова тотчас, причём ещё более тяжкий, чем раньше. Митрополит и окружающие засуетились, предлагая царю новую женитьбу. Впервые услышав от Макария такие слова, Иван обомлел:

— Владыко, ты же любил царицу? Как можешь советовать мне взять новую жену, когда едва умерла прежняя?

Макарий чуть помолчал, потом нехотя ответил:

— Все мы человецы, все греха не избегли. А про женитьбу Анастасия сама твердила, чтоб взял скорее себе жену, чтоб не грешил поневоле.

— Она тебе говорила? Тебе? — изумился царь. — Я думал, только мне...

Жениться во второй раз посоветовал Ивану не только Макарий, но и спешно собранный совет из святителей. В числе прочих уж очень старался архимандрит Чудовской обители Левкий. Левкий почему-то сразу обратил на себя внимание молодого государя. Невысокий, с маленькой птичьей головкой, покрытой редкими волосами, блестящими залысинами, он являл разительный контраст с самим царём и, возможно, этим его и привлекал. Хотя никого другого мелкого Иван рядом с собой не держал.

А Левкий оказался очень удобным, он не просто участвовал в начавшихся попойках, но и часто сам их организовывал. Удобно всем — государю, потому как присутствие святого отца вроде даже освящало собой разгул, давало возможность устраивать их где угодно; Левкию — потому как не с монахами же пил, а с самим государем, и всем остальным, присутствием первых двух участников. У Ивана началась вполне весёлая жизнь.

Он с лёгкостью уступил просьбам святых отцов и стал искать себе супругу.

Невесту нашли не сразу, первое сватовство к сестре литовского короля Сигизмунда-Августа Екатерине не удалось. Сигизмунд, почуяв свою выгоду, постарался выговорить такие условия, с которыми Иван никак не мог согласиться. Получив ответ от короля, царь рвал и метал:

— Требует за сестру свою Катьку Новгород, Псков, Смоленск и Северские земли! Пусть эта кикимора в девках сидит! Всю их поганую страну изничтожу! Завтра же войну начну!

Макарий попробовал урезонить:

— Что ты, государь! Начнёшь войну, поймут, что обиделся из-за сватовства. Не сейчас надо, позже. А невесту другую найдём.

Иван замер, осознав, насколько прав митрополит. Сам Макарий был уже совсем стар, давно просился отпустить его с митрополии в монастырь, но Иван не представлял себе жизни без умного наставника и с уходом Макария не соглашался. Тем более что отпросился, уйдя в монастырь, Сильвестр. Хотя благовещенский поп давно надоел Ивану, но потерять вдруг сразу всех было тяжело. Своего многолетнего советчика Алексея Адашева он сам прогнал сначала на границу с Ливонией, а потом и вовсе извёл, обвинив во всех грехах.

На Сильвестра Иван всё же был зол, не мог простить его жёсткого надзора и неприязни к Анастасии. Потому немного погодя Сильвестра сослали в монастырь всё к тому же Филиппу на Соловки.

Нет, Сильвестра ни в чём серьёзном не обвинили, но и оправдаться не дали. Ни ему, ни Алексею Адашеву. Объявили решение сослать подальше от Москвы, одного в монастырь, а второго на литовскую границу воеводой. Иван словно нарочно подталкивал Адашева к побегу в Литву, но тот бежать не собирался. А дни его были сочтены. Но это уже мало волновало совсем недавнего подопечного. Иван вырвался из-под их влияния и, почувствовав свободу, стремился насладиться ею как можно полнее.

Позже эта вольность дорого обойдётся Руси.

Пировали третий час. Это было время, когда уже развязались языки у многих, кое-кто лежал лицом на столе или прямо в недоеденном, кто и под стол сполз. Обычно царь начинал безобразничать, но сегодня у него не было настроения кого-нибудь насильно поить, пороть, заголять или поджигать. Наоборот, завёл разговор о... невестах! Принялись вспоминать, у кого дочери на выданье есть, чтоб хороша собой была да не дура.

— У Михаила Темрюкова, сказывают, сестра красавица, — после протяжного зевка вдруг возвестил Фёдор Басманов.

— У Мишки? Зови его сюда!

Сын кабардинского князя Темрюка Идаровича Санлук, при крещении принявший имя Михаил, прибыл под царские очи спешно. Мало кто рисковал не подчиниться, Иван и раньше был горяч на расправу, а теперь словно с цепи сорвался, карал при любом непослушании. Иногда сначала наказывал, а потом уж думал, из-за чего, просто захотелось наказать, и всё!

Санлук поясно поклонился царю, гадая, чем вызвано неожиданное требование прийти. Иван пристально разглядывал кабардинца, пытаясь понять, красива ли его сестра. Этим взглядом он окончательно смутил парня, тот поневоле смущённо заёрзал, в голове роились нехорошие мысли. Всем известно о некрасивой связи государя с Фёдором Басмановым, неужто и от него такого потребуют?! Санлук почувствовал, как по спине течёт противный липкий пот. Для себя твёрдо решил, что лучше смерть, чем такой позор! Готовый ко всему, вскинул голову и не отвёл глаз под тяжёлым взглядом Ивана.

— У тебя сестра есть?

— Чего? — даже не сразу понял вопрос Санлук.

— Экой ты глупый! Про сестру спрашиваю! Есть?

— Есть... Три есть...

— Целых три? И все красавицы?

Ломая голову над тем, к чему царю его сестры, Санлук принялся перечислять:

— Алтынчач — жена астраханского царевича Бекбула та, Малхуруб — ногайского князя Измаила...

Договорить не успел, Иван возмутился, швырнув в Фёдора Басманова костью, которую обгладывал: