Александр Казанков - По праву рождения (СИ)

— Как, вы разве не знаете, что перечить воли императора нельзя? — Холодно улыбнулся Роман.

— Знаю. — Еще больше побледнела Вера Петровна. — Тогда, может быть, вы сможете мне помочь.

— Помочь? — Снова улыбнулся он.

От этой улыбки Вере стало дурно. Она тут же вспомнила, как в прошлый раз просила его о помощи, и чем все это закончилось. Она покачнулась, едва удержавшись на ногах. В комнате было душно от большого количества народа, толпившегося здесь весь день.

Роман Александрович тут же подхватил ее за руку. От резкого движения не затянувшаяся рана снова заныла, что заставила его поморщиться.

— С вами все в порядке? — С легким беспокойством спросил его высочество.

— Да. Все хорошо. — Вера ухватилась за его руку, чтобы не упасть.

Он усадил ее на стул.

— Принесите воды, — велел он адъютанту.

Тот тут же выскочил из комнаты.

Вера посмотрела Роману в глаза. В них уже не было ни холодности, ни безразличия, а только жалость. Та страшная мысль, которую она безуспешно гнала от себя, снова посетила ее. Почему он так смотрит на нее? Почему жалеет?

Адъютант вернулся со стаканом воды и протянул его высочеству.

Роман Александрович присел рядом с Верой. Девушка взяла бокал из его рук, но не притронулась к нему.

— Я прошу вас, я умоляю, скажите мне, что с моим мужем, — с мольбой в голосе, произнесла графиня.

Роман Александрович посмотрел на адъютанта и попросил его уйти. Тот, поклонившись, поспешил выполнить просьбу Романова.

— К моему великому сожалению, мне не чем вас обрадовать.

Вера закрыла глаза, не желая смотреть на него. Она уже знала, что он скажет. Но он продолжал молчать, не произнеся больше ни слова.

— Прошу вас, скажите, что это не правда. Что это не Василий… вас…. — Она открыла глаза, с мольбой смотря на него.

Роману невыносимо тяжело было сейчас смотреть на нее. В этот момент он понял, почему император не пожелал ее принять.

— Не скажу. — Тихо ответил он. — Ваш муж пытался меня убить. Он арестован.

Рука, державшая бокал, опустилась, и он упал на пол. Ковер, покрывавший пол, смягчил удар, и стекло не разбилось.

Роман смотрел на мокрое пятно на ковре, не в силах отвести от него взгляда. И тут же перед взором предстало другое пятно: кровь на его собственном мундире. Злость снова охватила его, когда он вспомнил о Ростопчине, о покушении, о своей собственной беспомощности. Он резко встал со стула и отошел от нее.

— Этого не может быть. Это не правда, — твердила девушка. — Это не возможно. — Слезы струей хлынули из ее глаз.

— Идите домой, Вера Петровна. — В его голосе снова появились холодные металлические нотки, не терпящие возражений. Он подавил в себе чувство жалости к ней, которое делало его слабым. Ему было жаль ее, но Ростопчин должен был ответить за свое преступление.

— Что с ним теперь будет? — Спросила графиня, устремив на Романова заплаканные глаза.

— Идите домой. — Он посмотрел на нее, желая, чтобы она поскорее ушла. — Вас проводят. И не задавайте больше подобных вопросов ни мне, ни кому другому. Поверьте, так будет лучше. — Бросив на нее последний взгляд, его высочество открыл дверь и вошел в кабинет императора.

А Вера продолжала сидеть на стуле измученная и опустошенная, поглядывая на закрывшуюся резную дверь. Слезы текли по ее щекам, и ей казалось, что эта дверь закрыла все ее мечты и надежды на счастье.

Было уже холодно. Николай сидел на жесткой постели, укутавшись в тонкое одеяло. Лучи дневного света почти не проникали в камеру. Руки молодого человека совсем замерзли. Он пытался согреться, но все безрезультатно. По подсчетам Николая он провел здесь три дня. Первый день совсем не кормили. Он мучился от холода и от голода. Но когда принесли завтрак, поручик не смог заставить себя съесть эту отраву.

Как же все было глупо. Он мечтал о блестящем будущем, о карьере, о выгодном браке, о любви с английской девушкой, а получил холодную сырую камеру. Про него просто забыли: ни допросов, ни обвинений. Ничего. Он вспомнил Петербург, своих друзей, Анну. Как залезал к ней в окно, караулил в парке. Потом вспомнил Викторию, такую любящую и любимую. Но даже она в этот момент казалась ему далекой и не реальной. Вся его жизнь раскололась на две части: до нападения и после. И все, что было до, казалось ему прекрасным и счастливым воспоминанием, которое, к сожалению никогда больше не вернется.

Уныние и безысходность завладели молодым человеком. Как хотелось закрыть глаза, а, открыв их, оказаться в Петербурге, дома. Но это были всего лишь мечты. Николай не очень надеялся на Александра. Что он мог сделать? Если бы Александр мог помочь, то Николая давно бы уже выпустили. Где он сейчас? Может быть, уже по дороге домой? Хотя, нет. Николай был уверен, что Романов в Лондоне и в беде его не оставит. Только вот освободить его Александр не в силах.

В этот момент послышались шаги, заскрипел засов. Камера открылась, и вошел солдат с миской похлебки. Он безразлично скользнул взглядом по камере и, поставив чашку, снова пошел к двери.

— Подождите! — В отчаянии крикнул Николай.

Солдат обернулся и не довольно посмотрел на поручика.

— Я замерз. — Произнес Николай. — Может быть, вы дадите мне что-нибудь потеплее.

Англичанин пожал плечами и произнес что-то по-английски. Репнин понял, что тот его не понимает. Тогда он указал на тонкое одеяло и показал жестом, что замерз.

Англичанин же, бросив на него пустой взгляд, ничего не сказав, вышел из камеры.

Николай снова услышал скрип засова.

— Вы не имеете права меня здесь держать! — Закричал русский. — Я русский дворянин, вы не имеете права!

Но ответом ему было лишь молчание. Молодой человек схватился руками за голову, провел ладонями по лицу. И только тогда заметил на щеках колючую щетину.

«Ну, и пусть, — подумал он. — Для кого мне здесь прихорашиваться. Здесь нет прекрасных дам. Здесь вообще никого нет. Одни крысы».

И только он вспомнил об этих мерзких животных, как одна из них выставила из-за угла свою противную морду. Николай хотел запустить в нее чем-нибудь, но передумал. Зачем? Хоть одно живое существо рядом. А может и не одно.

«Ну, для вас я прихорашиваться уж точно не стану», — невесело усмехнулся Николай. Он лег на постели, стараясь не думать о жутком холоде. Подложив руки под голову, он стал смотреть в потолок, который был еле различим в этом полумраке.

«Как же непостоянна эта жизнь, — думал он. — Сегодня ты имеешь все, а завтра…. а завтра ты никто. Тебя не будет, ты исчезнешь, и никто о тебе даже не вспомнит».

Он закрыл глаза, мечтая отрешиться от происходящего.

«Надо забыть. Не думать. Только так я смогу это пережить».

Николай вспомнил свое прошлое заточение, там в Тильзите. Тогда они ссорились, переживали. Но каждый из них в глубине души знал, что им ничего не грозит, и они скоро окажутся на свободе. Сейчас же ему уже никто не поможет.