Ёран Тунстрём - Послание из пустыни

Мне кажется, все увиденное и пережитое проникает в них и пускает там корни. Они еще не умеют отразить накопленный опыт в словах и поступках. Но со временем они повзрослеют, и это дерево расцветет пышным цветом.

В год, когда мне исполнилось двенадцать, несколько семейств собралось в Иерусалим. Едва ли такое предложение исходило от Иосифа. Сам он даже хотел остаться дома, однако Мария его уговорила. Надо было повидать Храм.

Чего только я не напридумывал себе об Иерусалиме! Это был Город с большой буквы!

По выходе из Назарета я сказал брату Иакову:

— У нас в Назарете скучища!

Я был исполнен презрения и гордости. Я направлялся туда, где буду чувствовать себя «на своем месте» — во всяком случае, гораздо больше, нежели среди приземистых хибар нашего селения. В Иерусалиме я познакомлюсь с людьми Захариевой стати.

И я подумал о том, как при виде огня, возжигаемого на окрестных холмах в знак новолуния, я каждый месяц напоминал себе, что костер, видный нам, назарянам, всего лишь блёклый отсвет иерусалимского костра. Вот чей огонь должен быть невероятно красив! Ведь от того грандиозного костра распространяется свет по всей стране. Когда-нибудь, думалось мне, наступит такой день, когда я сам буду стоять на горе Елеонской и зажигать первый костер.

Брат мой, обыкновенно меня боявшийся, усмотрел в моих словах повод для наскока:

— Не смей так говорить! Ты просто задаешься. А все потому, что ездил в Геннисарет!

— Тебе не понять, — отозвался я.

Иаков сидел на ишаке впереди меня. Наш осел шел в середине каравана.

— Почему ты никогда ничего не рассказываешь? Что вы делали с Иоанном?

— Рыбачили.

— На лодке?

— И на лодке, и с берега.

Я был не прав по отношению к брату, не прав, что закрылся от него и не делился событиями своей жизни. Но чтобы рассказать об одном, нужно было рассказать обо всем. А этого я не мог.

— Почему Иоанн никогда не приезжает к нам в гости?

— Не знаю.

— Он вроде тебя — чудной.

— Гм…

— Мне так показалось. Отец говорит, Иоанн теперь живет один. О нем больше некому заботиться. А еще отец говорит…

— Давай передохнем, — сказал я.

Когда мы спустя несколько дней въехали через Овчьи ворота в Иерусалим, Иосиф обронил уже ставшую привычной фразу:

— Только держитесь все вместе, иначе мы растеряем друг друга в этой суматохе!

— Я боюсь, — сказал Иаков.

— Ничего страшного не будет, — успокоил я брата, обнимая его. — Скоро доберемся до Храма.

— Только держитесь все вместе!

Иосиф ехал во главе нашего каравана сельских паломников и старался сохранять степенность и достоинство. Но стоило нам попасть в плотницкий квартал, как отец не мог долее смотреть лишь вперед и принялся зыркать глазами по сторонам. С каким замечательным деревом работают здешние ремесленники! Какой потрясающий инструмент выставлен подле их мастерских!

А какие кругом интересные люди! Похоже, сюда собрался народ со всего света. Гавриил был прав: это тебе не Назарет!

Я пришел в возбуждение. Не от роскоши, не от сверкающих драгоценностей, не от коротко стриженных и облаченных в одинаковое платье римских легионеров. Мне захотелось выявить пособника — человека, продавшего душу римлянам.

Я вообразил себе, что его можно будет определить по лицу. В толпе на тебя вдруг устремится недобрый взор. Этот пронзительный взор — предвестник беды!

Или взметнется вверх рука, при виде которой толпа затихнет и отпрянет!

Ничего подобного, однако, видно не было. Кругом лишь сутолока, крики, аромат пряностей из лавчонок и запахи из распивочных.

И мне вспомнились слова Захарии: «Не суди ближнего, коли не побывал на его месте!» Ведь римляне выбирали себе приспешников среди отцов многодетных семейств, самой легкой для них добычей были бедствующие. Римляне обещали работу и хлеб. Кто мог устоять против подобных соблазнов?

Наконец-то мы добрались до места! Даже двор Храма был колоссальных размеров. Сотни — если не тысячи — людей сидели там подле костерков, которые один за другим зажигались в наступающих сумерках. Горели светильники, пахло лепешками и овощами. По рядам колонн плясали тени. Тут было средоточие жизни! Отсюда исходили все указы, здесь начиналась всяческая молва, которая затем шла от селения к селению, от мастерской к мастерской. Здесь зарождались все мечты, отсюда они распространялись по степям и пустыням. Отсюда проистекала наша история, проистекали наши будни и праздники.

Я дрожал в предвкушении…

Мы попали в самое сердце, хотя еще нет, не совсем.

Иосиф обернулся к нам, протянул руку Иакову:

— Не потеряйся, дружок.

Он волок наши узлы и шнырял взглядом по сторонам, ища, где бы устроиться. Походка — нерешительная, запинающаяся — выдавала в нем провинциала. Он застрял среди толпы.

— Здесь уйма народу. Ты не видел Гавриила?

Я покачал головой.

— Нам надо держаться вместе.

Он хотел сказать: мы нужны друг другу. Места же кругом было много, так что односельчане вполне могли разминуться.

— Мы сядем тут, — сказал я.

— Но…

— Давай без «но»!

— А как же Гавриил? И остальные?

— Они нас разыщут.

Иосиф, однако, чувствовал себя неуверенно. Жуя и утирая рот, он не забывал вертеть головой и вглядываться в толпу. Марию смущала наша простая снедь: вдруг кто-нибудь приметит и станет насмехаться… Но мы сидели в окружении ровни. Таких же сельчан, как мы сами. Которые пришли сюда с теми же благочестивыми намерениями, с той же робостью. Здесь все ели, пили и ковыряли в зубах. И у всех свербело в голове одно: «Вот я и побывал в Храме. Теперь бы скорей попасть домой и рассказать об увиденном». Только никто не брал на себя труд по-настоящему увидеть.

Похоже, эти люди, возжелавшие полюбоваться здешней красой, не могли поднять голову, чтобы узреть роскошные одежды храмовых служителей, не говоря уже о том, чтобы задрать ее к золоту куполов. Глаза их ограничивались созерцанием того, что было у земли: подолов священнических одеяний.

— Может, походим, оглядимся? — спросил я после еды.

— Разве мы плохо сидим?

— Вы что, приехали сюда сидеть?..

— Иди пройдись, — сказал Иосиф. — Ты знаешь, где нас найти.

Святая Святых. Главный источник. Подпустят ли к нему близко?

Я встал и хотел ринуться одновременно во все стороны. Меня разрывало нетерпение. Хотелось сразу охватить всё и вся. Я блуждал по светлым и темным проходам Храма, пересекал его дворы, проходил мимо родников и купелей с отражающейся в воде луной.

Где же сокровенный источник? Источник познания?!

Когда я после долгих блужданий снова выбрался во внешний двор, хлынул ливень. Стояла темнота, портики были забиты лежащими вповалку, закутанными в покрывала людьми, отыскать среди которых Иосифа и Марию не представлялось возможным.