Юрий Торубаров - Иван Калита

— Подойди ко мне, князь, — приказал хан и указал на кресло, стоявшее на пьедестале у ног повелителя.

Это было самое почётное место, исключая ханский трон. Князь послушно поднялся и сел со склонённой головой. Хан что-то произнёс — и словно из-под земли появился слуга с чашей в руках. Хан вручил князю эту чашу с кумысом. Это была великая честь. Выпив до дна содержимое, он передал чашу слуге, а сам, опустившись на колено, обратился к хану:

— Дозволь, Великий хан, свет моих очей, вручить тебе одну вещицу. Прими её как залог моей преданности. Да будет к тебе милостив Аллах, да пошлёт он тебе долгие годы царствования!

Хан, довольный, кивнул. Князь пружинистым шагом почти добежал до входа, где его верный Миняй держал в руках лёгкую, как пёрышко, переливающуюся соболью шубу. Князь, неся её на вытянутых руках, прошёл ряды ханских приближённых, с завистью глядевших на этот подарок, и аккуратно положил подарок на ручки ханского кресла. И смиренно вернулся на место. Хан провёл по ней рукой. Раздался лёгкий треск. По довольному лицу владыки было видно, что она пришлась ему по душе. И опять это заслуга купца Елферьева. Для такого дружинников не пожалеешь.

Хан пошевелил бровью — и пред ним предстал главный казначей. Он заявил, что московский князь — наилучший из всех по уплате дани и что ему можно и дальше расширять эти полномочия. После слов хана, которых князь не расслышал, казначей подошёл к князю и вручил ему три ярлыка. Сердце князя радостно забилось. Он понял, что мечта его осуществилась.

Князь возвращался от хана в хорошем настроении. Он решил ещё немного задержаться, чтобы побыть на базарах, встретиться с нужными людьми. В хоромах, где князь остановился, его уже ждал Мурза Чета. Он стал просить за своего племянника, чтобы князь взял его в своё княжество на поселение. Гордостью засияло лицо Ивана Даниловича. Невиданное дело: монгол просится на поселение в Москву. Но свою радость он тотчас подавил. В голове пронеслось: «А хан? Если он узнает, не обрушится ли на меня с гневом? Тогда то, что выстраивал столько лет, может обрушиться в одно мгновение». И он спросил Мурзу:

— А хан? Без его высочайшего согласия я не могу этого сделать.

Мурза из-за пазухи извлёк бумагу с большой печатью. Такие были только на ханских грамотах. Князь взял её, раскрыл. Она была написана не на русском языке.

— Миняй, — нетерпеливо крикнул князь.

Когда тот подошёл, подал ему бумагу. Миняй пробежал по ней глазами и сказал:

— Великий хан разрешает Янчару Чета переезд в Московию.

Князь раздумывал секунду.

— Я принимаю его, — ответил он, — окрестим, получит боярство и землю.

Мурза был доволен. Князь хотел с ним поговорить ещё, но в открытую дверь ясно донёсся торопливый стук копыт. Сердце Ивана Даниловича ёкнуло: он понял, что это гонец. «Но с чем? Что случилось?» — загудело в голове. Князь не ошибся. Весь пыльный, лица не разглядеть, вошёл невысокий человек. По его лицу, оставляя белые следы, стекал пот.

— Князь, — он склонил голову, — плох митрополит.

— Что? Что ты сказал? — князь подскочил к нему.

— Плох митрополит. Княгиня послала за тобой.

— Эй, — закричал князь, — кто тут есть?

На его зов откликнулся Осип Уваров.

— Осип! Сейчас же выезжаем в Москву!

Как ни торопился князь, как ни просил бога продлить жизнь Петра, в живых он его не застал. Это он понял, подъезжая к Москве, по заунывному звону церковного колокола и потоку людей, шедших к церкви Иоанна Предтечи, где стоял гроб с телом митрополита.

Князь, никуда не заходя, проехал к церкви. Народ расступился, пропуская князя. Кто-то шепнул послушнику, сидевшему у гроба, и тот уступил место князю. Священники менялись, читая молитвы. А князь сидел, не шевелясь, и смотрел на спокойное лицо митрополита. И невольно всплывали факты их совместных деяний. Много раз их жизнь отравляла Тверь. Вспомнил Иван Данилович и про князя Михаила Тверского, без участия, а скорее давления которого вряд ли бы тверской епископ Алексей настрочил жалобу на митрополита в Константинополь. Иван Данилович, князь московский, в пух и прах разнёс наветы Алексея, и посланцы, которые прибыли в Переяславль, чтобы разобраться, встали на сторону Петра. Тверь была повергнута и тут. С тех пор между ним и митрополитом завязалась дружба, которая длилась до последней минуты жизни Петра. И вот его нет: наставника, помощника, его опоры и поддержки. Как они понимали друг друга! И как этот человек болел душой за Русь! Как он был верен своим делам, почитая слова Иакова: «Вера без дел мертва». Кто же теперь будет патриархом? Может быть, послать монаха Ионна? Но... вряд ли согласится патриарх. Не успел Пётр подготовить его, божьего человека, к такой миссии.

Незаметно подкралась ночь. Опустела церковь. Остался священник да Иван Данилович. Так, не вставая, он и просидел у гроба до утра. С первыми лучами солнца церковь незаметно вновь наполнилась людьми. Подъезжали и князья.

Вот подошёл к Ивану Даниловичу и сочувственно тронул за плечо Андриян Мстиславич, князь звенигородский. Отметился и Константин Тверской, младший брат Александра. В голове Ивана Даниловича шевельнулась мысль: «А почему нет великого князя?» Низко склонил голову молодой князь Дмитрий Юрьевич, внук Андрея Александровича, князя Городецкого и костромского, дяди московского князя. А вот и зятёк...

А народ всё валит и валит. Еле протиснулся боярин Кочева. Вскоре народ стал просить вынести тело митрополита. Но кто примет это решение? А гул нарастал. Князь впервые поднялся и оглянулся назад. Церковь набита до отказа. А народ хочет проститься с любимым митрополитом. И князь решил:

— Пусть простятся!

Когда тело митрополита вынесли во двор кремля, народ повалился на колени. Протягивая к гробу руки, они кричали:

— Отец родной, прости!

От такого крика в небо поднялись стаи перепуганного воронья.

И вдруг митрополит приподнялся. Народ замер. И хоть тихо были им произнесены слова: «Я благословляю тебя, Иване, и святую Русь», а его рука с худыми, тонкими пальцами осенила всех крестом и в бессилии упала, все услышали его слова.

— Святой! Святой! — отозвалась Русь на его благословение.

После похорон митрополита князь московский, никого не приняв, запёрся в своей комнате. Трое суток не выходил он оттуда. Напрасно ожидали его князья. Правда, времени они не теряли, поминая ушедшего. Иван Данилович появился в гриднице, где ждали его князья, на четвёртый день. Его трудно было узнать. Князь был собран, подтянут, строг. Он прошёл на своё место и обвёл сверлящим взглядом присутствующих. Те не знали, что делать: приветствовать ли его радостными криками или выражать сочувствие. Атак как решительного не нашлось, они молчали.