Юрий Торубаров - Иван Калита

Атаман заметил, что молодые казаки очень осторожно пользуются этой «свободой». То ли ещё не привыкли, то ли совесть деревенская сдерживает, трудно сказать. Но это было так. Поэтому Семён приказал Андрею собрать свой курень и занять ближайшие холмы, наказав, если увидит, что сила идёт огромная, немедля уходить в город и запереть ворота. Зосим, Курбат, есаулы бросились собирать казаков.

Грозовая туча надвигалась на город. Теперь противник уже не прятался, а угрожающе маячил на дальних холмах. Приехал Андрей, с беспокойством рассказал, как те собирают силы. Похоже, позвали на помощь татар.

— Как у тя с народом? — спросил атаман.

— Три сотни моих да с сотню христианских полоняников, — ответил Андрей.

Атаман удивился:

— Когда успел?

— Да они сами прибежали, как только проведали, что мы пришли. Стражу перебили и к нам, — пояснил есаул.

Андрей вернулся на холм, обстановка там поменялась. Вражьи силы подошли ближе, и их явно прибавилось. Особенно много их скопилось на флангах. Андрей понял вражеский замысел: хотят их отрезать от города. Ночью он приказал развести небольшие костры, сняться и по-тихому отступить в город.

Подъехал атаман и забрался на стену.

— Вовремя ты, братец, ушёл, — проговорил он, поглядывая на холмы. — Да и нам пора. Похоже, запоздали! — он увидел, как конница в несколько полков двинулась по направлению к заливу. Почуяв реальную угрозу, казаки быстро трезвели.

Конники, шедшие с двух сторон к заливу, смыкаться не стали. Атаман с несколькими есаулами наблюдал за ними с крепостной стены.

— Почему они не сходятся? — спросил Петро.

Семён пожал плечами.

— Думаю, — заметил Андрей, — они побаиваются оказаться меж двух огней.

— Прав ты, Андрюха, — и Зосим покачал головой.

— И нам пора восвояси, — сказал атаман и предложил: — пошли к своим.

Казаки толпились поблизости.

— Чё надумали про наказного атамана? — спросил Семён, — как ты, Тимофей, готов взять бунчук?

— Не, — стал открещиваться он, — пущай Андрюха берёт. У него котелок луче варит.

— Против есть?

— Не, — раздалось несколько голосов.

— Есть!

На круг вышел Хист и не один. С казаком.

— Пущай он, — Хист показал на казака, — расскажет, как есаул защищал неверных. Пошёл глухой гул. Обвинение было серьёзным.

— Говори! — зарокотала толпа.

Казак сбивчиво рассказал о происшествии и как есаул выкинул его в окно.

— Ну чё, казаки, скажете? — спросил атаман, глядя по сторонам.

Казаки стояли с опущенными головами, не зная, что и сказать.

— А чё говорить! — опять воскликнул Хист. — Где ето видано, чтоб казак готов был убить христьянина, спасая жизнь басурманки. А? Казаки?

Казаки молчали. Тогда Хист пустил в ход последний довод:

— Аль мы, казаки, станем первыми, кто нарушит наш войсковой обычай и нашу казацкую традицию: сам погибай, а товарища выручай. Иль мы теперь будем, казаки, говорить: убей товарища, но спаси басурманина?

— Судить надоть!

Трудно сказать, чем бы закончилось дело, если бы не крик Захара, прибежавшего со стены:

— Они ломют ворота!

Все враз очнулись:

— До выборов или судов ноне? Спасаться надоть, — заволновалось казачество.

Атаман поднял обе руки. Круг затих.

— Не тот казак, который по дурости жисть отдаёт, а тот казак, который умно её спасает. Так я говорю, други казаки?

— Так, так, батяня! — поддержало казачество.

— Верно! — ответили и освобождённые христиане.

— Тогда так! Андрей, дуй за своими! А вы, — атаман поглядел по сторонам, — расходитесь по куреням, готовьтесь к бою!

Андрей во весь дух припустился к своим. Они уже сгрудились, готовые к бою, у ворот которые жалобно стонали от ударов врага.

— Уходим! — раздался могучий голос есаула.

— Все уходим? — спросил его рослый, незнакомый мужик с саблей в руках.

— Все уходим, — ответил Андрей.

— Прости, — заговорил рослый, — ты, кажется, есаул?

Андрей кивнул.

— Так вот, есаул, мы, — он кивнул на христиан, стоявших за его спиной, — мы остаёмся. Всё равно на ваших ладьях всем нам места не хватит. Вы дали нам свободу, которую мы не чаяли уже видеть. И умереть мы хотим свободными. Мы благодарны вам, — он низко поклонился, — что вы нас освободили. Наш долг — ответить вам тем же. Так, православные? — он повернулся к своим товарищам.

— Так! — в один голос ответили они.

— Прощай, есаул! Будешь на Волыни, поклонись от меня той земле! Уходите! Не поминайте лихом.

Вернувшись. Андрей застал атамана, есаулов и старое казачество на стене и увидел, что против них собралась невидимая сила. Вот-вот враг ворвётся и в ворота. Конница по-прежнему не сомкнулась.

— Да, — проговорил Петро, — не думал, что здесь сложу голову.

— Не плачь ты раньше времени, — зло бросил Зое им, — не то бывало.

— А я не плачу и смерти не боюсь. Я просто так.

— Атаман, а что, если мы... — Андрей приложил палец колбу.

Все на него посмотрели, как на спасителя. Он произнёс только одно слово:

— Баб...

Его все поняли и готовы были нести на руках. Есаулы кубарем скатились со стены и бросились к своим куреням.

Вскоре воздух Кафы огласился женскими воплями, а на стене вспыхнула багатица — сигнал ладьям подходить ближе к берегу. Женщин разбили на две группы и, вытянув их в длину, раскрыли ворота. Казаки шли между женщин, готовые немедленно принять бой.

Татар это не остановило, и они уже готовы были ринуться в бой. Но кафские владыки, увидев в этих рядах матерей, жён и детей, встали на их пути. Между ними чуть не вспыхнуло сражение. Тысяцкий татарин, понимая, что сила на стороне горожан, увёл своих людей.

Казаки спокойно достигли чаек. Но стоило последнему казаку прыгнуть в ладью, как на них обрушились тучи стрел. И только умелая работа гребцов спасла многих казаков от смерти. Но, как понимали все, молитва дошла до Пресвятой Богородицы. Она простёрла над ними свою длань спасения.

И опять взгляд казачества на Андрея сменился. То они готовы были его судить, то чуть ли не молились на своего спасителя. Такова казацкая жизнь: то ты атаман, а то могут потянуть тебя на круг, и никто не гарантирует, что ты вернёшься с него живым.

В убогой келье сидели чернец Ананий и великий князь Иван Данилович. Между ними вёлся неторопливый разговор. Скорее, это была исповедь князя. На небольшом почерневшем столе лежали листы рукописи. Это Сийское Евангелие, которое писал чернец по просьбе князя. Листы отложены в сторону.

— Не знаю, может, я заблуждаюсь или возомнил о себе, да простит меня Господь, — князь перекрестился, — но меня не покидает ощущение, что господь избрал меня на этот трудный путь. Ты сам подумай, брат Ананий, Господь прибрал моих братьев: Юрия, Александра, Бориса, Царствие им Небесное. А мне отец говорил, что он очень хочет, чтобы я остался на княжении. Не ведаю, может, для него это был грех. Но я думаю, что все его помыслы были о земле русской. Когда-то митрополит всея Руси Пётр сказал, что видит во мне продолжателя великого римского императора Константина. Это он дал жизнь великой христианской вере. Чувствую, что митрополит не ошибся, ибо я укрепляю нашу веру всеми силами. Ты видишь, дорогой брат, что Московия стала третьим и, думаю, последним престолом Богородицы в Русской земле.