Юрий Торубаров - Далекий след императора

Встреча с Василием Кочевой всё поставила на места. Боярин не то от расстройства, не то от простуды захворал. Они долго о чём-то разговаривали. Было ясно из этой встречи одно: они расстались не только по-дружески, но чувствовалось, что и сблизились в своих помыслах. Вернувшись к себе, Пожарский объявил жене и друзьям, что срочно отбывает в Орду.

Не стал терять время и Кочева. Он собрал у себя в трапезной бояр и купцов, о которых он знал, что они верой и правдой служили Калите. К нему пришли Фёдор Плицей, Лука Протасов, Василий Вельяминов, Василий Коверя, Фёдор Елферьев. Несмотря на то, что на улице стояла теплынь, в помещении топилась печь. Кочеву лихорадило. Он вышел к ним в овчинной телогрейке, на шее — шерстяной платок. Он кивнул головой и сел поближе к огню. Служка, сопровождавший его, молча взял корчагу и разлил медовуху.

— Помянем, — хриплым голосом проговорил хозяин.

Все поднялись и осушили кубки.

— Да, — обтирая усы и садясь проговорил Плицей, — осиротели!

— Жизнь берёт своё, — прохрипел хозяин, — нам надо подумать, чтобы в Москве кто бучу не поднял, пока явится Семён Иванович, — сказав, кивнул служке, чтобы тог разлил по второй.

Выпили дружно. Заговорил Лука:

— Те надо было, — он смотрит на Коверю, — Александра Ивановича и Фёдора Акинфовича покликать.

— Я их уже кликал, — ответил боярин.

— К Семёну Ивановичу послал гонца? — спросил Вельяминов.

Тот кивнул, но кого послал, говорить не стал.

Они сидели долго, говорили обо всём. Но любая тема разговора заканчивалась одним тревожным вопросом: сумеет ли Семён ладить с Ордой? И каждый раз Кочева утвердительно кивал головой, приговаривая:

— Сумеет!

Причём чем дольше они сидели, тем уверенней был его голос. От выпитого его прошиб пот. Он развязал платок на шее.

— Фу, жарко! — с какой-то радостью произнёс он.

Гости весело переглянулись. Перед уходом он им сказал:

— Пошлите своих в народ. Пущай слухают, чё те говорят. Если что, ко мне!

А тем временем небольшой отряд хорошо вооружённых всадников «о трёх конь» мчались галопом в юго-восточном направлении, оставляя позади московские земли. Благополучно миновали и рязанские земли.

То время, какое прожил Андрей Пожарский в Москве, было заполнено хозяйственной деятельностью, семьёй. Рождение первенца вообще привязало князя к дому. Поэтому внутреннюю жизнь Московии и внешнюю, тем более, он не знал. Встреча с Кочевой на многое открыла ему глаза. Тот поведал о борьбе, которую пришлось вести Ивану Даниловичу не только с Тверью и Новгородом, но и с другими соседями. Благо, что он умел ладить с Ордой, а то неизвестно, чем бы всё это кончилось. Народ за это возлюбил своего князя, поэтому так громко и рыдал. На вопрос Коверя каким он ожидает княжение Семёна, Фёдор ответил:

— Яблоко от яблони недалеко падает.

Поэтому, когда Коверя сокрушался, кого бы отправить с такой вестью к Семёну, Андрей не колебался, предложив свои услуги.

— Дозволь, боярин, мне это сделать!

Наверное, по душе Кочеве пришлись княжеские слова. И он, положив гостю на плечо руку, проговорил:

— Давай! Да хранит тебя Бог!

И пояснил:

— На ярлык могут быть претенденты. Трудно сказать, как поведёт себя тверский князь Константин Михайлович. Неведом пока и другой Константин Васильевич, князь суздальский. Так что желающие есть! Всё зависит от Орды! Нет пока у нас человека, который был бы так вхож к хану, как, царство ему небесное, наш Калита, — посокрушался боярин.

Андрей понял: Московии угрожает опасность!

Степь дыхнула хоть и подзабытым, но таким знакомым, родным запахом. И поползли в голову воспоминания. Как их с Митяем, ставшим атаманом, повязали татары. Как они, в свою очередь, захватили царевича. И тут мысль перекинулась на завтрашний день: как хан его примет? не возомнил ли себя правителем Вселенной? Но зря опасался. Встреча произошла неожиданно. На подъезде к Сараю задремавшего князя разбудил один из его воинов.

— Князь! — позвал он его.

Но тот не откликнулся. Видать, бодрствование на всём долгом пути сказалось. Почувствовав себя у цели, нервы сделали своё дело.

— Князь! — уже во весь голос рявкнул страж.

— Что? Что? — очнулся князь.

— Гляди! — и воин рукоятью плети показал направо.

Андрей повернул голову и увидел какого-то всадника, скакавшего прямо на них во весь опор.

— Чё его он? — недоумевает страж.

— За бирюком гонится! — пояснил князь, заметив мелькавшую среди кустов серую спину овчара.

— За кем? — переспросил воин.

— Да за серым! — крикнул Пожарский, и его плеть внезапно просвистела в воздухе.

Конь сорвался и поскакал навстречу охотнику.

Воин в недоумении посмотрел вслед князю.

— Куда ето он?

А князь, приглядевшись, внезапно подметил, что посадка этого всадника ему весьма знакома. Как бы тот ни садился, а всё сползал на левый бок. Так скачет и этот. Неужели... он?

— Он или не он?

Оказался он! В это трудно было поверить. Пожарский же подумал одно: небо стоит за Семёна! Всадник же, увидев незнакомца, внезапно преградившего ему путь, готов был растоптать конём этого смельчака, сорвавшего ему возможность заполучить хорошую добычу.

— Не узнаешь, великий хан? — послышался насмешливый голос.

Хан натянул поводья. И не поверил своим глазам.

Встреча была не только дружественной, но и горячей. В шатре Андрей и поведал хану о несчастье, постигшем Русь. Узнав о кончине Великого князя всея Руси Иоанна Даниловича, Чанибек так искренне опечалился, чем несказанно удивил своего нежданного гостя.

— Он была мэнэ друзя. Луче нота. У мэна забол... — он ударил себя в грудь.

Пожарский сказал:

— О нём плачет вся Русь. Он был умным, справедливым князем. Умел ценить дружбу.

— Да, да! — как-то быстро проговорил хан и добавил: — Жалко, ой, как жалко!

— А где же князь Симеон Иоаннович? — поинтересовался Пожарский, не увидев княжича.

Так посоветовал Кочева в официальных встречах именовать князей. А также, в свою очередь, посоветовал это и митрополит Феогност.

— Так звучит более значимо, более увесисто, — пояснил он.

Хан отставил бокал с арзой и посмотрел на Андрея печальным взглядом:

— Да они с Бердибеком уехали на охота, — потом добавил: — моя старшая сына.

«Это здорово! Княжич идёт по стопам отца», — невольно подумал Андрей.

— Когда вернутся? — поинтересовался князь.

Хан пожал плечами:

— Думай, нэ скоро. Как ба ушол но до бэлых гор. Обвоз бальшая с собой взяла.

Несколько дней Чанибек не отпускал от себя русского гостя. Такое отношение к русскому бесило некоторых татарских князей. Одним из них был Зарухожа. Он скрипел зубами при виде, как хан навязывал русскому дружбу. Рука тянулась к рукояти. И только тургауды [21] Тургауд — телохранитель. спасали хана от немедленной расплаты. «Когда вернётся Бердибек, он всё ему расскажет», — с ненавистью думал татарский князь.