Валерий Поволяев - Жизнь и смерть генерала Корнилова

Все экспедиции, какими бы успешными они ни были, приносили России только разовые удачи, а удача должна быть постоянной. Обеспечить это могли только люди, находящиеся на месте, в Кашгарии, и там работающие.

«Секретное отношение» было утверждено, деньги из казны отпущены, резидент подыскан. Выбор пал на капитана Генерального штаба Корнилова.

В «весьма секретном» рапорте генерал-лейтенанта Иванова, посланном из Ташкента в Петербург на имя военного министра Куропаткина, указывалось, что, кроме Корнилова, в кашгарскую группу включены также «подпоручик 3-го Туркестанского стрелкового батальона Кириллов» и «для заведывания почтовым сообщением между Кашгаром и Памиром 1-го Ташкентского резервного батальона поручик Бабушкин 3-й /Николай/».

Генерал Иванов просил утвердить вышеупомянутых офицеров «на предлагаемые должности». Главный штаб с предложением Иванова согласился, и вскоре свет увидел приказ № 2203, который и застолбил это решение, а военный министр, сам не раз бывавший и Кашгарии и знающий тамошние условия очень хорошо, «изъявил согласие присвоить капитану Корнилову звание состоящего при консульстве».

Это нужно было для того, чтобы все письма Корнилова можно было переправлять в Санкт-Петербург с секретной дипломатической почтой.

Военный министр Куропаткин [9] Куропаткин Алексей Николаевич (1848-1925) — генерал от инфантерии (1901). На его счету участие в экспедиции французских войск в Сахару и в Кокандском походе под начальством М. Д. Скобелева, в отряде которого впоследствии он стал начальником штаба и при переходе отряда через Балканы (1877 г.) был тяжело ранен. В 1876-1877 гг. Куропаткин возглавлял посольство в Кашгарию, где заключил договор с правившем там Якуб-беком. В 1879 г. Куропаткин назначен начальником стрелковой бригады в Туркестане, успешно командовал главной штурмовой колонной; с 1882 г. служил при Главном штабе, где «ему вверялись важные стратегические работы». Однако имя его, несмотря на все заслуги, ассоциируется прежде всего с поражениями в Русско-японской войне, вину за неготовность к которой современники возлагали на него как на человека, в 1898-1904 гг. руководившего военным ведомством. В 1904-1905 гг., уже будучи командующим русскими сухопутными силами на Дальнем Востоке, он потерпел поражение под Ляояном и Мукденом. В Первую мировую войну Куропаткин командовал (в 1916) армией и Северным флотом, затем был назначен туркестанским генерал-губернатором. С мая 1917 г. до конца своих дней он жил в имении в Псковской губернии и преподавал в школе. неоднократно бывал в Кашгарии — причём не туристом-зевакой (такие редкостные экземпляры, кстати, часто попадались среди путешественников, немцев и англичан, и неведомо бывало, кто кем больше дивился: англичанин кашгарцем или жидкобородый кашгарец сухопарым англичанином, испуганно зажавшим стекляшку монокля в глазу — иногда стекляшка держалась в глазу так крепко, что её приходилось выщипывать оттуда пинцетом либо плоскогубцами), а во главе серьёзных научных экспедиций, причём одна из них продолжалась около года. Но результатам своих поездок Куропаткин написал книгу. И хотя в Кашгарии бывали и Пржевальский, и Чокан Валиханов, и Роборовский [10] Роборовский Всеволод Иванович (1856-1910) — исследователь Центральной Азии; участник экспедиций Н. М. Пржевальского (1879-1880, 1883-1885, 1988 гг.) и М.В. Певцова (1889-1890 гг.). В 1893-1895 гг. руководил экспедициями в Восточный Тянь-Шань, Северный Тибет и др. Роборовский состоял членом многих учёных обществ; получил от Географического общества высшую награду — Константиновскую медаль. и писали об этой загадочной горной земле, книга Куропаткина была признана лучшей. Поэтому можно предположить, с каким вниманием военный министр следил за приготовлениями группы офицеров к отъезду в Кашгарию, как глубоко изучал личность Корнилова, прежде чем дать «добро»...

Перед отъездом Корнилов получил в штабной кассе неплохие деньги на «обзаведение» — сохранилась ведомость той поры — 4755 рублей, из которых 3150 рублей было отведено на жалованье — платили сотрудникам военной миссии по 262 рубля 50 копеек в месяц. Армейские офицеры — товарищи того же Кириллова Вячеслава Евгеньевича, оставшиеся служить в стрелковом батальоне, получали в несколько раз меньше; высокая зарплата свидетельствовала о том, что разведчики в России ценились. Три сотни рублей были выделены Корнилову на «непредвиденные надобности», две с половиной сотни — на «негласные расходы» и так далее.

Из Ташкента выехали ранним засинённым утром первого декабря 1899 года. Таисия Владимировна провожала мужа слезами — не сдержалась.

За Кашгаром начиналась сказочная страна, которую мало кто видел, но слышали о ней на Памире все (в ту пору Памир назывался Памирами, во множественном числе, и, наверное, это было правильно, ибо у каждого кишлака была собственная вершина, свой «личный» Памир). Столица Кашгарии носила имя страны — Кашгар. Кашгар да Кашгар, хотя хозяева-китайцы норовили величать город на срой манер — Суле, как и в старые времена, когда они всецело правили здесь.

В Кашгар группа Корнилова прибыла девятнадцатого декабря 1899 года, пробыв в пути без малого три недели.

В Кашгаре было холодно и сухо. На холод никто не обращал внимания, детишки на улице бегали босиком, холод давно уже стал обязательной частью, принадлежностью здешней жизни, с ним мирились, как с приступами горной болезни.

На похудевших, обросших в дороге всадников в русской военной форме кашгарцы смотрели исподлобья — никогда раньше не видели.

К Корнилову подскочил худой сопатый мальчишка с косыми глазами-сливами, выкинул перед собой грязную ладошку, пролопотал что-то по-уйгурски.

На ладошке поблескивал металлом крохотный животастый старец со смешливым морщинистым ликом, — скульптура была сделана очень изящно.

— Чего он хочет? — спросил Кириллов.

— Предлагает купить старца.

— А что означает эта скульптурка старика?

— Старец — символ долголетия и вообще вечности.

Столица Кашгарии делилась на два города — старый, который приезжий люд звал Куня-Шааром, и новый — Янги-Шаар; новый город был расположен от старого в девяти километрах, поставили его на берегу вздорной, с замутнённой жёлтой водой Туменги — рукава Кызыл-Су, считавшейся в здешних местах великой рекой. Новый город был обнесён высокой глиняной стеной, на западе прямо к городской стене примыкала китайская крепость Куня-Гульбах, также слепленная из жёлтой местной глины, способной со временем превращаться в камень.

В военном отношении это укрепление ничего серьёзного не представляло — Корнилов изучил информацию о крепости Куня-Гульбах ещё в Ташкенте и высказался однозначно: