Николай Задорнов - Хэда

А в бухте льдов нет. И на берегу, кажется, жарко, хотя еще мало зелени, еще листья на деревьях не распустились.

Путятин глядел на берег в трубу и догадывался, что каким-то чудом Петропавловский порт эвакуирован. «Авроры» нет. Флот ушел. Порт, флот убраны отсюда. Ушли, видно, раньше всех сроков начала навигации, с большим умением кто-то действовал.

Пожалуй, хорошо, что ушли. Но для самого-то Путятина это означает, что он пришел сюда зря, тут ему делать нечего, он забрался сам, вылез врагу на глаза, упущено время, все, что сделано, – напрасно, все, все надо начинать с самого начала. Как теперь отсюда выйти? Опять под носом у англичан? Надежда только одна – на всевышнего... Прости и помилуй! Ведь второй раз англичан не проведешь, особенно если узнают, что Камчатка пуста. С часу на час какое-то их судно сюда войдет. Надо скорей идти в город, выяснить, что тут и как мне быть... Что же, о боже!

Путятин готов был от нетерпения мчаться на вельботе к берегу. Но хранил свое адмиральское величие. Кто-то должен подавать пример. Впрочем, все спокойны: и Колокольцов, и Можайский, и все офицеры, юнкера, матросы. Кажется, только я так волнуюсь. Хорошо, что они на меня надеются.

Шхуна «Хэда» прошла косу, отделяющую маленький внутренний Ковш от гигантской Губы. На Косе, или на «Кошке», как тут называют, рыбный сарай и пустой склад со снятыми дверьми. Шли к причалу, на котором видны несколько человек в папахах. Высокий в офицерской форме. Рядом, видимо, пехотный офицер в фуражке. Двое казаков с причала сошли к вельботу, намереваясь везти своих офицеров навстречу судну, но, видя, что шхуна быстро приближается, поднялись обратно. Давно, давно не видели вас, родные казачки в папахах и лампасах, с нагайками.

А в дальнем углу Ковша стояло небольшое купеческое судно. Его не приметили из-за косы с амбарами.

Казаки при ружьях построились, а один, надев ружье за спину, вышел вперед.

Город пуст, ни человека на улице, идущей вверх на гору и видимой как на плане, ни дыма, ни собаки. Однако здешние казаки без нагаек, пешее казачье войско, наша морская пехота по-муравьевски, гребцы и гонцы, годные в дело и на суше и на море. Казак с ружьем за спиной проворно принял конец и закрепил за порядочный кнехт.

На шхуну поднялись казачий офицер и пехотный поручик.

– С благополучным прибытием, ваше превосходительство! Есаул Мартынов, адъютант генерал-губернатора Муравьева!

Казачий офицер богатырского вида. Хоть в гвардию! Типичный сибиряк без петербургских усов и бакенбард. Брит, стрижен, очень короткие светлые усы, сильно загоревшее лицо. Плотен в плечах, высок.

Евфимий Васильевич взял под козырек и подал руку.

– Очень рад! Много слышал!

– Поручик Губарев, капитан над портом! – представился молоденький офицер. «Какой у него знак на груди? Что-то петербургское, знакомое...» – И полицмейстер! – добавил Губарев.

На мундире пехотного офицера полицейский знак – и готов полицмейстер! Все не по-нашему!

– Милости прошу, господа! – пригласил всех к себе адмирал. – Где же Петропавловский порт?

– Крепость Петропавловск больше не существует, – докладывал Мартынов. – Отсюда все вывезено в Де-Кастри, что является секретом, и никто об этом не знает, как оставшиеся здесь русские, так и торгующие здесь в магазине американцы. В марте я был послан его превосходительством Муравьевым из Иркутска по зимнему сухому пути, через тундру, с приказанием о срочном вывозе порта. Петропавловский порт оставлен по приказанию командующего войсками генерал-лейтенанта Муравьева. Войска, гарнизон крепости и все жители с семействами отбыли пятнадцатого апреля на кораблях нашего флота. Эскадра пошла в Де-Кастри. Капитан Лесовский прибыл благополучно на «Каролине Фут» и предупредил о вашем скором прибытии на шхуне, построенной вами в Японии. Степан Степанович перешел здесь на другое американское судно, «Вильям Пенн», и под американским флагом ушел на виду неприятеля на Амур. У входа в Авачу вот уже четыре недели стоит неприятельский флот без действия. По всем признакам, англичане не знают об эвакуации порта.

Надо быть моряком, чтобы понять, как горько прийти в порт, о котором мечтал после долгой жизни в чужой стране и после опасных плаваний, и вдруг увидеть, что этого порта нет, нет и города, все пусто. А так ждали, что встретятся друзья, с которыми простились три месяца назад... Что же! Идем на Амур. Там укрепляться и дать бой! Надо только не пасть духом, придя с такой горячей надеждой и не найдя никого...

– В таком случае и нам нельзя задерживаться, – решил Путятин.

Он тут же попросил Мартынова снабдить шхуну пресной водой и приказал Колокольцову готовиться:

– Сегодня в ночь выходим.

Губарев пошел на берег отдавать приказания.

– Мы ведем наблюдение за неприятелем, – продолжал Мартынов. – Пост у нас на сопке Бабушка, у входа в Губу. Неприятель все это время ждал подхода других судов для подкрепления. Четвертого мая на соединение к нему прибыла сильная эскадра из десяти судов, в их числе стопушечный корабль и четыре парохода. Штурма можно было ожидать с часу на час, но задул сильный ветер, поднялся шторм, и весь неприятельский флот мы потеряли из вида. Только вчера и сегодня суда противника понемногу подходят с разных сторон.

Время для ухода «Хэды» из Петропавловска самое удобное. Утром их эскадра может войти в Губу.

Сошли на берег, прошлись по улице, побывали на месте прошлогодней рукопашной, у братских могил. Путятин молился. Вошли в садик при губернаторском доме. Деревья со слабой листвой и лопающимися почками окружали бронзовый памятник Берингу. Березовая аллея от него вела на крыльцо. Комнаты пусты.

– Все жители города вывезены на Амур. В городе остались только американские торговцы, имеющие здесь постоянные лавки. Семья адмирала Завойко осталась здесь... Юлия Егоровна две недели как родила десятого. Василий Степанович не мог взять ее. Как вы видели, в Ковше стоит китоловный компанейский бриг «Аян», на котором Юлия Егоровна должна была выйти после родов следом за эскадрой. Позавчера закончили погрузку и хотели выходить, но с Бабушки дали знать, что эскадра идет на нас, и надежда рухнула. Губарев подал к трапу катер, Юлия Егоровна сошла на берег с детьми и съехала.

– Где же Юлия Егоровна?

– Василий Степанович как оставил ее на своей маленькой загородной ферме в домике у своего служащего Сутовина, так она туда и возвратилась. А Юлия Егоровна было уж погрузилась...

– Где же ферма?

– У подножья вулкана. В лесу. На речке Аваче. Там остались две дойных коровы для пропитания семейства. Коров пришлось сгружать с катера и доставлять обратно. Кроме этих двух коров, весь скот с фермы, более ста голов, взят был в плавание на эскадру живьем, как и коровы обывателей, чтобы детям было молоко, и для забоя – людям давать свежее... И много было пролито здесь слез. Жаль было людям покидать родные, насиженные места. Вот часто приходилось слышать жалобы здесь и прежде, как трудно живется на Камчатке. А когда объявили приказ, то некоторые волосы на себе рвали. Здесь у них и дома, и пища – рыба, мясо, шкуры всякие дешевые, одеваются все в меха, все почти даром, каждый берет себе сам, в ход рыбы закрывались ведомства и все, до чиновников и войска включительно, уходили заготовлять себе чавычу, горбушу, красную. Тут и торговля не такая, как во внутренних наших городах. Здесь порто-франко [80] Беспошлинный ввоз товаров. , за меха все привозится, самые последние новинки моды.