Геннадий Ананьев - Вокруг трона Ивана Грозного

Фрол Фролов похвалялся после сечи, будто он специально припозднился, но братья выяснили, что тот спраздновал труса, и решили не оставлять его воеводой одоевской дружины.

— Егозит, выказывая старательность, только пустозвонно. Пусть при мне останется стремянным. И это ему — сверх головы.

Вот так и получилось, что вопреки желанию Ивана Бельского, цель которого была отдалить братьев Воротынских от престола, дабы царь забыл о них, они прославились. Вскоре прискакал посланец царёв, дьяк Разрядного приказа, с приглашением в Москву, на почестный пир.

Радость великая: братья остались в милости у царя. Увы, рассказ посланца царёва, дьяка Разрядного приказа, за трапезой весьма отравил эту радость. Закончилось, по его словам, безответное детство государя: Андрея Шуйского затравили, по воле царской, собаками. Князей Фёдора Шуйского-Скопина, Юрия Темкина, Фёдора Головина и всех их слуг ближних сослали на Белоозеро. Окован в Переяславле боярин Иван Кубенский, Андрею же Бутурлину при всём честном народе отрезали язык за дерзкие слова против царя и бросили несчастного в темницу.

Помолившись в Угрешском монастыре, Иван Васильевич вернулся в Кремль и, узрев среди ближних слуг своих мятеж, велел поотрубать головы зачинщикам мятежа — князьям Ивану Кубенскому и Фёдору с Василием Воронцовым.

Новость — всем новостям новость. Не ждёт ли и их расправа? Как при Елене-правительнице.

Не откажешься, однако, от царского приглашения. Тогда уж точно повезут в Москву, оковав цепями.

Опасения напрасные. Царь Иван Васильевич принял их тогда в той же комнате, в какой беседовал после освобождения братьев. Начал с жалобой на бояр, которые почти все в Думе не замечают его, своего государя.

— Поэтому я и позвал вас к себе, чтобы иметь рядом с собой верных и надёжных слуг. Тебе, князь Михаил, быть первым моим советником, слугой ближним. Тебе же, князь Владимир, воеводить царёвым полком, — помолчав немного, добавил: — Думайте, как наказать Казань. Она распоясалась донельзя. Стонут поволжские и приокские княжества от частых налётов алчных.

Князь Михаил Воротынский сейчас будто въяви переживал ту радость, ту гордость, какие тогда всколыхнулись в его душе после столь доверительной беседы царя в уютной комнатке и такого неожиданного почёта. Он, не отдавая себе отчёта, челночил теперь от стены к двери по липкому полу вонючей камеры, звякая тяжёлыми цепями, и горестное звяканье цепей, их тяжесть постепенно возвращала его в сегодняшнюю реальность — он всё более и более чувствовал усталость (сколько времени в седле и в оковах), всё чаще поглядывал на топчан, покрытый видавшей виды полавочником и, наконец, лёг.

Ушёл в небытие моментально. Сработала воеводская привычка засыпать, лишь выдалось время для отдохновения, отбросив при этом все волнения и думы.

Спал беспробудно, будто на перине лебяжьего пуха в своей опочивальне. Разбудил его тоскливый скрип ржавых петель открываемой двери, и вновь — словно обухом по голове: окован!

Не заныло, как должно было бы, сердце. Обида перехлёстывала через край, оттесняя все остальные чувства. Хотел было отказаться от завтрака, проводив вон принёсших на подносах яства и кубки с вином и квасом, но усилием воли сдержался. К тому же голод — не тётка, а у князя со вчерашнего короткого перекуса на малом привале, устроенном по пути, чтобы дать отдых коням, ни маковой росинки во рту не было. Невольно, как говорится, слюнки потекли.

Стражники, поставив подносы на стол, такой же замызганный, как и пол, молча затворили за собой скрипучую дверь: хочешь ешь, хочешь капризничай, не принимая милости злыдня.

Уже за этой утренней трапезой князь вернулся к вчерашнему вопросу: за что? Вновь принялся осмысливать свои действия, свои поступки, но теперь не шаг за шагом, а останавливаясь только на главных вехах жизни.

...Получив приказ подумать о походе на Казань, основательно готовились братья к следующей беседе с государем, и главное, в чём они твёрдо уверились, не стоит больше ходить на Казань походом ради того, чтобы менять ханов, а нужно подготовить основательно поход с целью присоединить к России Казанское ханство, а заодно и Арское. Об этом князь Михаил Воротынский и сказал Ивану Васильевичу, когда их с братом государь позвал в тайную комнату.

— Нашему бы теляти да волка съесть, — хмыкнул царь-мальчик, уже чувствующий своё явное превосходство и державшийся с показным величием. — Турки разве промолчат? Астрахань? Ногаи? Да и черемиса как себя поведёт? Чуваши, мордва и арзя?

— На Порту погляд необходим, слов нет, но ты направь к султану турецкому посольство с мирным словом. Пока послы там разговоры будут разговаривать, мы, глядишь, с Казанью и управимся. А после драки пусть кулаками машут. Или у нас ратники перевелись? Встретим, коль нужда заставит. Что же касаемо мордвы, чуваш, арзи и черемисы правобережной, их ещё до похода необходимо убедить, что рука Москвы крепкая, в состоянии их защитить от ига татарского.

— Как?

— Крепости, загодя срубив их, по правому берегу Волги близ Казани возвести, в огиби стрельцов посадить, тоже в крепостицах, там же наладить литье пушек, ядер и изготовление зелья к ним. Рушницы тоже там готовить. Пошли, государь, меня, дозволив от твоего имени действовать. За лето управлюсь.

— Где крепости рубить?

— Как где? По всем городам, какие выше Казани по Волге. Каждому по крепости определи урок. Да прикажи, чтоб не медлили. Получив от меня весть, тут же пусть начнут сплав в указанные им места. Плотников, столяров и землекопов артели — тоже за ними. А Разрядному приказу учинить такую роспись, чтобы надёжной ратной защитой обеспечить и сплавы, и возведение крепостей, если Казань, спохватившись, начнёт противиться.

Не послушал в тот раз Иван Васильевич мудрого совета, не перенёс поход на год, повёл рать на Казань, но воротился с позором. Вот тогда только принял план Михаила Воротынского, и тот действительно управился за лето, возведя ко всем намеченным ещё одну крепость — Воротынец. На полпути посуху между Казанью и Нижним Новгородом. Самое же главное — наладил в Алатыре литье пушек, ядер к ним и зелья. Мастеров собрал таких, что они сладили пушки на колёсах. Ох, как здорово помогло новшество не только при осаде и штурме Казани, но и в дальнейших сечах с ворогами.

Выросшие крепости в устьях всех рек, сбегавших с огиби в Волгу, особенно крепость Свияжск, сделались крепкими воинскими станами и хранителями огневого наряда, иного ратного снаряжения и продовольствия. Всё это завезено в крепости было заранее и с добрым запасом. К тому же они едва не сослужили службу мира. Казанцы, видя, сколь серьёзно Москва готовится нанести по ним удар, сочли было за благо присягнуть (в какой уже раз) русскому царю, даже срядили договор, посланцы уже въехали в Казань принимать от горожан присягу, но верховенство всё же взяли оголтелые — ворота затворили, посланников русского царя посекли, разграбили купцов российских, лишив и их всех живота. Мосты были сожжены. Без штурма гнезда злодейства не обойтись.