Константин Седых - Отчий край

– Как твою мать зовут-величают?

– Авдотья Михайловна. Тебе, что, обязательно надо это знать?

– Конечно, обязательно. Я в командировке уже второй месяц болтаюсь, у чужих людей живу. Раз такое житье, прежде всего надо вежливость проявлять.

У Авдотьи Михайловны сидели гости. Это был Семен Забережный, поджидавший Ганьку, и Лука Меньшов из Чалбутинской со старшей дочерью Клавдией, которая два года тому назад вышла замуж, а через полгода овдовела.

Увидев Семена через окно, Ганька тут же сообщил Рогожину, что у них сидит председатель ревкома.

– Это мне кстати, – ответил тот.

Войдя в кухню вперед Ганьки, Рогожин снял с головы шапку и отвесил всем присутствующим общий поклон, потом пошел знакомиться.

Подойдя к седобородому Луке, он необычайно эффектно и ловко вскинул вверх сжатую в кулак руку, быстро разжал ее и, протянув для пожатия Луке, представился:

– Рогожин, дедушка!

Авдотье Михайловне он отрекомендовался уже по-другому:

– Вениамин, Авдотья Михайловна!

При виде красивой Клавдии он приосанился, расцвел в улыбке и, пристукнув своими солдатскими сапогами, с поклоном сообщил:

– Веня, девушка!

Семену, как человеку серьезному и облеченному властью, он отрекомендовался более подробно:

– Вениамин Рогожин, товарищ! Инструктор губкома комсомола.

– Это, что же, из Читы выходит?

– Так точно, товарищ! Разрешите раздеться, Авдотья Михайловна?

– Милости просим, милости просим! Раздевайтесь, молодой человек, да к столу пожалуйте.

Венька разделся, потом спросил:

– Где у вас можно помыть руки, Авдотья Михайловна?

– Полей, Ганя, гостю на руки, – приказала довольная почтительностью Рогожина мать и полезла в сундук за чистым полотенцем. Видя это, Ганька понял, что Венькина вежливость действует безотказно.

Когда Рогожин подсел к столу, не перекрестившись, Лука насмешливо спросил:

– Пошто лба-то не перекрестил? Не православный, что ли?

– Почему не православный? Крещенный по всем правилам, да только теперь неверующий.

– Неверующий?! – испугался Лука. – Тогда, паря, я, однако, с тобой за одним столом сидеть не буду. Грех На душу из-за тебя не возьму.

Авдотья Михайловна поспешила вступиться за Рогожина:

– Какой он, сват, неверующий! Так все это, баловство одно. Случись беда, вперед нас с тобой бога вспомнит. И никакого греха на тебе не будет, если посидишь с ним рядом.

Улыбнувшись своей заступнице. Рогожин дипломатично промолчал и взялся за ложку. Поставленные перед ним в тарелке мясные щи он съел, не торопясь, не забывая о сдержанности. Отодвигая тарелку, с чувством сказал:

– Хорошие щи, Авдотья Михайловна! Давно я таких не едал.

– Может, тебе еще подлить?

– Если можно, не откажусь. Пожалуйста.

Жаренную на сале картошку он тоже расхвалил и отдал ей должное.

Пока он ел, Семен и Клавдия разглядывали его. Семена поразило умение Веньки вести себя с умом и достоинством, не теряться в обстановке. А Клавдии пришлось по душе, что он назвал ее девушкой и явно хотел ей понравиться при знакомстве.

– Из каких ты людей, инструктор? – спросил Семен.

– Из рабочих. Отец у меня котельщик в Читинских железнодорожных мастерских, один брат машинист, другой слесарь шестого разряда, а я на промывке паровозов работаю.

– Сколько же тебе лет?

– Да уже много. Жениться еще рано, а за девушками ухаживать можно, – сказал Венька и так поглядел на Клавдию, что та покраснела и потупилась.

– Вишь ты какой ловкий! – сердито усмехнулся Лука, недовольный тем, что Клавдия умильно поглядывала на Рогожина. – Гулять с девками ты тут как тут, а как жениться – сразу в кусты.

– Нет, дедушка, на моем месте шибко не разгуляешься. Больно рано на работу вставать приходится. Прогуляешь ночь, а потом целый день все из рук валится.

– И все-таки ваша работа от гудка до гудка. Отработали свои часы и пошли по домам. А вот мы в крестьянстве до упаду работаем, часов не считаем. Выходит, ваша жизнь полегче…

Перебив Луку Меньшова, Семен обратился к Веньке:

– Расскажи, друг, как рабочие у вас живут? Так ли им здорово живется, как Лука думает?

– Нет, живут рабочие не так сладко, как дедушка считает, – заговорил Венька. – Работают они, верно, по часам, только часы эти страшно долгие, а расценки у хозяев на все низкие. При царе мы еще с кваса на воду перебивались. А вот при Семенове хлеба по неделям не видели, заработную плату по четыре месяца не получали, да к тому же каждый день за свою жизнь дрожали. Рабочих за всякий пустяк арестовывали, пороли, пытали и расстреливали. Я желторотым был и то два раза сидел в контрразведке и два раза нагайками выпорот… Сейчас, конечно, все это прошло. Никто рабочего не ударит, в лицо ему не наплюет, но живется в Чите нелегко. Разруха кругом страшенная, много безработных, а те, кто работают, гроши получают. Ты бы, дедушка, за такие деньги два раза чихнуть отказался, а рабочие целыми днями от станков не отходят. Стремятся поскорее с разрухой покончить.

– Правильно! – поддержал Семен Веньку и обратился к Луке: – Ну, убедился теперь, как рабочему человеку достается?

– Да, ежели это все верно, тогда не позавидуешь им, – согласился Лука Меньшов. – Крестьянствовать оно более верное дело.

Венька, довольный поддержкой Семена, спросил:

– Значит, вы здесь, товарищ Забережный, председатель ревкома?

– Он самый.

– Тогда мне надо с вами обязательно поговорить, посоветоваться. Вы сегодня будете у себя в ревкоме?

– Сейчас туда иду.

– Мне можно с вами?

– Пойдем, пойдем. А Ганьку, что, дома оставим?

– Нет, он тоже должен быть при нашем разговоре.

В ревкоме Рогожин сказал Семену:

– Приехал я к вам комсомольскую ячейку сколачивать. Посоветуйте, кого из молодежи нужно и можно вовлечь в комсомол. Мы с Улыбиным только о двух его ровесниках поговорить успели.

– О ком же это?

– О Шурке Каргине и Зотьке Даровских, – ответил Ганька.

– Нет, не с этих ребят вам надо начинать. Не тот народ. У одного отец бывший поселковый атаман и белогвардеец, у другого до богатства страшно жадный. Спит и видит, как бы всех справней стать, Зотьку своего на самой богатой невесте женить. Ищите других ребят, из батраков и бедноты… Вон у нашего кузнеца парень хороший, в молотобойцах у отца ходит.

– Грамотный?

– Кажется, всего один год в школу ходил. Насчет ученья подкачал, не то ленился, не то способностей нет. С кузнецом я сам могу поговорить, чтобы не препятствовал сыну в комсомол идти. Если он не захочет, не пустит к вам сына, человек он крутой и тяжелый… Да, а чем же все-таки комсомольцы заниматься будут?

– Культурно-просветительные вечера проводить, спектакли ставить, с вечерками, с пьянством и хулиганством бороться, опорой партийной ячейки быть. Она у вас есть?