Константин Седых - Отчий край

– Здравствуйте, гражданки! – поздоровался Удалов.

– Здравствуйте! – вразброд ответили беженки.

– Это командир Первого Забайкальского партизанского корпуса товарищ Удалов, – представил его беженкам Роман. – Товарищ комкор зашел, чтобы узнать, в чем вы нуждаетесь.

Сказав это. Роман стал искать глазами Ольгу Сергеевну. Она не выходила у него из головы. Увидел ее в самом дальнем углу. Она сидела на чемодане с укутанными одеялом ногами, грустная и ко всему безучастная.

– Просьбы или жалобы, гражданки, имеются? – спросил молодцевато приосанившийся Удалов.

– Жалобы? – горько рассмеялась хорошенькая брюнетка. – Какие же могут быть жалобы в нашем положении? Живы и слава богу… Скажите, вопрос вам задать можно?

– Можно. Задавайте хоть сто вопросов.

– Скажите, что вы намерены с нами делать?

– Как только будет возможность, отправим в Читу.

– Под конвоем, как пленных?

– Нет, просто как беженок. Какие вы к лешему пленные. Вы ведь с нами не воевали. Дадим вам одного-двух сопровождающих и хватит.

– А там что с нами будет?

– Там – вольному воля, красавица. Кто захочет работать – работу дадут, кто замуж пожелает – жениха подыщут, – пошутил радостно возбужденный от присутствия молодых и красивых женщин Удалов.

– Отпустили бы лучше нас за границу, чем такое говорить.

– Ну, нет! Этого мы ни за что не сделаем. Такие симпатичные и пригожие гражданки нам и самим нужны Грех отдавать вас в чужие руки… Ты их, товарищ Улыбин, в обиду не давай. Обеспечь по возможности продуктами и топливом, чтобы они худым нас не поминали.

– Слушаюсь! – козырнул Роман, удивленный словами неулыбчивого, чаще всего сурового комкора.

– Ну, счастливо оставаться, гражданки. Познакомились и ладно. Рад бы с вами подольше потолковать, да некогда, – сказал Удалов и направился к выходу.

На крыльце он весело рассмеялся, хлопнул Романа тяжелой рукой по плечу:

– Молодец, Ромка! Это тебе клад в руки достался. Я, однако, к этой курчавой, пожалуй, подкачусь. Как ты на это смотришь – стоит?

– Стоит-то стоит, да как это сделаешь?

– Это пусть будет уж моя забота. Мне эти курчавые смерть как нравятся. Кто она, по-твоему, цыганка или еврейка?

– Не знаю, – улыбнулся Роман. – Только ты, товарищ комкор, шибко не облизывайся. Если не хочешь разговоров наделать, выбрось этих баб из головы.

– За кого ты меня принимаешь? – проворчал Удалов. – Стану я каких-то разговорчиков бояться. Я в монахи не записывался… Ладно, проваливай! Я тут один похожу да подумаю, как сделать, чтобы все было чинно и благородно.

Оставив Удалова, Роман направился вдоль по перрону, гадая, что может предпринять упрямый, не привыкший ни от чего отступаться комкор.

Неподалеку японский офицер разговаривал с Прокопом Носковым, бывшим мунгаловским поселковым атаманом. Аккуратно одетого и всегда подтянутого Прокопа офицер облюбовал за простодушное выражение на круглом мясистом лице, за пышные фельдфебельские усы.

– Какой вы части? Где стоите? – допытывался дотошный и въедливый японец, казавшийся подростком рядом с рослым Прокопом.

– Партизанской части, известно. Стоим сейчас на разъезде, а где завтра будем, про то вилами на воде писано.

– Вилами? На воде? – удивился японец и тут же спросил: – А кто ваш командир?

– Вот наш командир! – обрадовался Прокоп, увидев Романа. – Ты у него и спроси, господин хороший, кто мы и откуда, где стоим, куда собираемся.

Роман подошел, спросил, в чем дело.

– Я беседую с вашим унтер-офицером, – заносчиво сказал офицер.

– Это не унтер, не солдат, а партизан, как и все мы, – ответил Роман, а потом спросил: – Зачем вы пытаетесь выведать военные секреты? Отвечать он не имеет права.

Ни один мускул не дрогнул на скуластом и желтом лице японца. Он оглядел Романа с ног до головы высокомерным взглядом и, не отвечая на вопрос, спросил:

– Вы офицер?

– Никогда им не был.

– Участвовали в войне с Германией?

– Не довелось. Мой год не призывался.

Неожиданно японец протянул ему руку, представился:

– Член японской наблюдательной комиссии капитан Судзуки. С кем имею честь разговаривать?

– С командиром партизанского полка. Фамилия моя Улыбин, – в свою очередь представился Роман.

– А, Улыбин! Очень приятно. Командир Одиннадцатого полка, да? – рассыпался в притворно радостной улыбке японец и вдруг спросил: – Вы доброволец или мобилизованный?

– У нас мобилизованных нет, у нас все добровольцы.

– Ага, добровольцы! А есть ли среди вас офицеры русской армии?

– Есть, только очень мало. Всего один офицер полком командует.

– Вы имеете в виду сотника Чугуевского, командира Пятого полка? – сразив Романа своей полной осведомленностью, улыбнулся снова Судзуки. – А кто у вас командующий?

– Думаю, это вам и без меня известно, – оборвал его Роман. – Вам уже давно ясно, что мы партизаны. Что же вы одно и то же без конца спрашиваете?

– Хорошо, хорошо… Еще пара вопросов. Вы большевик?

– Нет, я анархист, – соврал Роман.

Судзуки заликовал:

– О! Анархист!.. Это серьезный народ, не правда ли? Черное знамя, бомбы и маузеры, море русской водки, хорошенькие дамы. А самое главное – лозунг: анархия – мать порядка, да? Хорошо, очень хорошо!.. А скажите, пожалуйста, где вы живете? У вас нет ни городов, ни казарм, а войска много.

– Где придется, там и живем, – решив окончательно отвязаться от Судзуки, ответил резко и грубо Роман. – Извините, мне некогда…

Он откозырял японцу и ушел.

Только поздно вечером японская делегация убралась с разъезда, вдоволь поработав, пока было светло, самопишущими ручками. Провожавшему их Удалову полковник Камацабура подарил на память свою фотографию и пригласил в будущем, если представится случай, посетить его в Японии, в родовом поместье.

– Там мы будем пить вино, как друзья, будем вспоминать, как джентльмены, минувшие дни и битвы… Где хорошо узнали друг друга, – закончил он с лицемерной улыбкой.

Проводив японцев, Удалов сказал Роману:

– Ни черта я, брат, с этими бабами не придумал. Негде тут погулять. Придется это дело пока оставить.

Скоротав на разъезде студеную и не очень веселую ночь победы, партизанские полки двинулись назавтра утром ускоренным маршем на север и запад, в жилые места. На разъезде осталась прибывшая под утро пехота с пушками и пулеметами.

Перед выступлением Роман пошел попрощаться с беженками. Сделал он это, чтобы еще раз повидать Ольгу Сергеевну.

Беженки только что встали. Одни умывались и причесывались, другие растапливали плиту. Было их гораздо меньше, чем накануне, не оказалось ни Ольги Сергеевны, ни курчавой брюнетки Розы.

– Доброе утро! – приветствовал их Роман. – Вот зашел попрощаться, уходим мы с разъезда. А вас будто меньше стало? Где же остальные?