Лотар-Гюнтер Букхайм - Лодка

Второй вахтенный офицер с головой ушел во французские газеты. Он практикуется в языке, прочитывая их от корки до корки, не упуская даже рекламу. На этот раз он наткнулся на непонятное ему выражение. Над фотографией пяти девушек заголовок: « On a couronne les rosieres » [42] «В короне из роз» (фр.) . Речь идет о вручении награды, учрежденной ныне покойной графиней Нанси, самым добродетельным девушкам этого города. Мне приходится перевести ему всю статью целиком, включая гимн в честь непорочности пяти избранных девственниц. С особой трогательностью было описано, как молоденькие девушки в воскресенье, когда должна была вручаться награда, совершили паломничество на кладбище, где была похоронена учредительница, чтобы украсить ее могилу.

— Сколько досталось каждой?

— По двести франков на душу.

Второй вахтенный просто потрясен:

— Это ведь меньше десяти марок, так?

Он настолько ошарашен этим, что не сразу приходит к напрашивающемуся заключению:

— С ума сойти можно! Если бы девушки забыли о своей непорочности, они бы заработали намного больше…

— Хорошо сказано.

На борту есть и настоящая библиотека — в шкафчике на стене командирского закутка. Но она сильно проигрывает в популярности детективным историям, которых навалом в носовом отсеке. Их обложки, украшенные кровавыми сценами, пестреют названиями: «Черная петля» , «Выстрел в спину» , «Три тени за окном» , «Искупление грехов» , «Пуля справедливости» . Большинство этих книжек так часто переходило из рук в руки, что обложки истрепались в клочья, а замусоленные страницы выпадают из переплета. До сих пор пальму первенства по начитанности удерживает матрос Швалле. Говорят, в последнем походе он одолел двадцать подобных сочинений. В этот раз он уже добрался до восемнадцатой книги.

Двадцать седьмой день в море.Получено радиосообщение: «Волчьей стае: Займите новую позицию для дальнего патрулирования. Курс триста десять градусов. Скорость семь узлов. Выход в указанную позицию двадцать третьего числа в 07.00 — BdU [43] Позывные командующего подводным флотом Карла Деница. «. Это означает смену курса, только и всего.

Раздается голос из радио: «…непоколебимый боевой дух…»

— Выключите его! — шеф кричит так громко, что я подпрыгиваю на месте от неожиданности.

— Кажется, на этот раз они упустили его, — произносит Старик и мрачно глядит на меня. — Вы только почитайте последние радиограммы. «Погрузились, чтобы уйти от самолетов — отогнаны — контакт потерян — погрузились, чтобы уйти от эсминцев — глубинные бомбы». Постоянно одно и то же. Похоже, чаша весов качнулась в их сторону. Не хотел бы я оказаться сейчас на месте BdU. Величайший полководец всех времен, старина Адольф, сделает фарш из него, если в ближайшее время ничто не ляжет в корзину для срочных докладов.

— Ну, на самом деле весы могут качаться в обе стороны.

Старик поднимает на меня взгляд:

— Вы что, всерьез верите…?

— Верить — это слишком отдает церковью.

Но Старик не позволяет себе поддаться на провокацию.

— Где именно мы сейчас находимся? — спрашивает помощник дизелиста Френссен, пришедший после своей вахты на пост управления.

— Почти у побережья Исландии.

— Ну ничего себе! А я-то думал, что мы неподалеку от Америки.

Я лишь удивленно качаю головой: как это похоже на человека из машинного отделения. Их абсолютно не беспокоит, где в данный момент действует лодка. На всех кораблях одно и то же: мотористы чинят и ухаживают за своими дизелями и электромоторами и им все равно, что сейчас: день или ночь. Они боятся сделать лишний глоток свежего воздуха, и им совершенно не понятно поведение настоящих моряков.

Наша крохотная компания, забравшаяся в середину океана, делится на касты. Две основные — это матросы и инженеры. Верхняя палуба и нижняя палуба. Нижняя палуба подразделяется на электриков и дизелистов. Кроме того, еще существуют каста поста управления, каста механиков торпед и немногочисленная каста избранных: радисты и акустики.

Как выяснилось, у боцмана в его запасах припрятано несколько банок поросячьих ножек. Плюс консервированная кислая капуста. Узнав про это, командир тут же отдает распоряжение устроить пирушку на следующий день.

— Самое время! — это все, что он добавляет еще.

В полдень входит стюард с дымящимися блюдами, и лицо командира проясняется, как будто это настоящий рождественский ужин. Он нетерпеливо вскакивает на ноги, вдыхая ароматный пар, который поднимается от розовато-серой груды свинины на большой алюминиевой тарелке, в которой виднеются осколки костей и белые хрящики. Здоровенные куски свинины украшены дольками лука и маринованными огурцами, и все это, как и должно быть, подается на ложе из кислой капусты.

— Пивка бы еще к этому, — намекает шеф, отлично знающий, что на борту выдается всего по одной бутылке пива на человека, да и то лишь после потопленного корабля. Но, похоже, сегодня командир решил взять на себя роль Санта-Клауса и готов выполнить любое желание:

— Праздник на то и праздник, чтобы отметить его. Всем по полбутылки пива — то есть одна полная бутылка на двоих!

Это известие долетает до носового отсека, который встречает его восторженным ревом. Резким рывком шеф откупоривает три бутылки, доставленные в офицерскую кают-компанию, о петлю шкафчика, и раньше, чем мы успели схватить свои бокалы, толстая струя белой пены вырывается из горлышек бутылок, как из огнетушителей.

— Прозит! — командир поднимает свой бокал. — За окончание этого затянувшегося проклятого болтания в море!

Шеф залпом осушает свой бокал и, запрокинув голову, выливает себе в рот все до последней капли. Затем он слизывает пену с внутренней стороны вдоль кромки бокала и облизывает губы. В завершение он издает стон непередаваемого блаженства.

Унеся после пиршества обглоданные дочиста кости, стюард возвращается. Я не верю своим глазам. Он несет огромный торт, покрытый шоколадной глазурью.

Командир немедленно вызывает к себе кока. Тот выглядит сконфуженным, но у него уже есть наготове объяснение: надо было использовать яйца, а не то они могли испортиться.

— Сколько тортов вы испекли?

— Восемь, по три куска каждому.

— И когда вы успели?

— Этой ночью, господин каплей.

На лице Старика написано, что коку разрешается ухмыльнуться.

Разгул сменяется покоем удовлетворения. Старик скрещивает руки на груди, склоняет голову набок и дружелюбно улыбается нам.

Шеф усаживается поудобнее в своем углу дивана: это очень сложная процедура. Пытаясь устроиться как можно лучше, он крутится так же долго, как собака, которая укладывается спать. Только он успокоился, как сверху доносится: «Шефа на мостик!»