Исай Калашников - Гонители

Все войско, покорное его воле, стремительно двигалось на восток. И там, где прошли всадники, оставалась полоса помятой спутанной травы, будто ее градом побило. Запах горячей пыли и горькой полыни смешивался с кислым запахом лошадиного пота. Тэмуджин не давал отдыха ни людям, ни коням.

Короткий привал в полдень, остальное время от утренней до вечерней зари в пути. Он очень спешил. Надо было упредить Джамуху, не дать ему возможности собрать все силы, свести их в одно целое, подготовить к битве.

Этот поход был в тягость Ван-хану. Задумчивый, невеселый, в черном халате и черной войлочной шапке похожий на старого ворона, сидел он в широком, покойном седле, опустив поводья на луку, поверх голов воинов, поверх коней и боевых тугов смотрел на голубые сопки, плывущие в мареве, как караван льдин по весенней реке. О чем он думал? Что видел за голубыми далями? Хан, видимо, всерьез верит, что может примирить его и Джамуху.

Возможно, Джамуха даже и согласится на примирение. А что будет потом? Кто сможет спокойно спать в юрте, зная, что в ней ползает змея? Даже переговоры затевать с Джамухой никак нельзя. Такие переговоры все равно что удар ножа по натянутой тетиве лука.

На дню несколько раз Тэмуджин подъезжал к Ван-хану, на ночевках спал в его юрте — ограждал старика от соприкосновения с нойонами и Нилха-Сангуном, был с ним по-сыновьи ласков и почтителен. Такое обхождение, видел, было по сердцу хану, он оттаивал, становился разговорчивым, начинал вспоминать трудные годы своего детства, отрочества.

— Ты все время благодаришь меня, — говорил он. — Кто падал сам, тот всегда поможет встать другим. А когда помог и человек окреп, набрался сил на твоих глазах, становится он близок твоему сердцу. Вот ты… И Джамуха!

Оба вы мои сыновья…

И он ждал, что Тэмуджин откликнется, подхватит разговор. Но Тэмуджин не хотел и единым, даже вскользь оброненным словом поддержать надежды хана на мир и согласие между его назваными сыновьями. Скоро тот почувствовал это, спросил прямо:

— Почему не любишь Джамуху?

— Где, когда я говорил, что не люблю?

— Поживешь с мое, многое будешь понимать и без слов.

Пыль набилась в морщины, глубже прорезала их, оттого лицо хана казалось болезненным, а сам он сильно постаревшим. Седые косицы за ушами резко выделялись белизной и усугубляли тусклость лица.

— Плохо все, хан Тэмуджин… Оба вы молоды и часто не ведаете, что творите.

— Не так уж и молоды, хан-отец. Но ты жил больше, твои глаза многое видели. Потому я всегда делал так, как ты скажешь. Но ты, хан-отец, почему-то не всегда и не все говоришь мне. Думаю об этом, и скорбью наполняется моя душа.

— О чем ты?..

— Прости, хан-отец, что снова напоминаю старое. Но я до сих пор не могу понять, почему ты покинул меня на растерзание найманам. Ты говорил мне, что найман-перебежчик исчез. Кто охранял его? Как он мог убежать?

— За ним смотрели нукеры Джамухи…

— Джамухи? — Тэмуджин внутренне напрягся — об этом слышал впервые. А почему нукеры Джамухи?

— Потому что они привели его ко мне. Он к ним перебежал.

— Вот как!

Стало многое понятным. Скорей всего все дело рук хитроумного Джамухи.

Одно из двух: или он сносился с найманами и совместно с Коксу-Сабраком замыслил зло, или сам, один все подстроил. Может быть, и в сговоре с Нилха-Сангуном. Нет, в этом случае Нилха-Сангун сумел бы увернуться от Коксу-Сабрака. Скорей всего сам, один. Ну, Джамуха, ну и хитрец!.. Сказать об этом хану? Пока не стоит.

— Хан-отец, ты спрашивал, почему я не люблю Джамуху. После тебя больше всех других людей, больше кровных братьев я любил его. Чем он ответил мне? Когда я был еще малосилен, он покинул меня. Потом его брат Тайчар воровал коней в моем улусе. Потом Джамуха запер меня в ущелье Дзеренов и едва не лишил живота. Сейчас хочет отобрать мой улус. А за что?

Ты, хан-отец, по своей доброте не замечаешь что это человек с испорченным нутром. Легко рушит клятвы, предает друзей…

— Не знаю, Тэмуджин… Мне он ничего плохого не сделал.

— Но и хорошего тоже! Где он был, когда на твое место уселся Эрхе-Хара? Кто ходил с тобой воевать татар? Не Джамуха, а я. Разве не так?

Ван-хан промолчал. Пусть пережует пока это. Потом можно подбросить и еще кое-что. Понемногу поумнеет. Но когда это будет? А ждать никак невозможно. Алгинчи — передовые — уже соприкоснулись с караулами Джамухи.

Не далее как завтра войска встанут друг перед другом. И если Ван-хан затеет переговоры с Джамухой — быть беде.

Своими тревогами и размышлениями он поделился с Боорчу, Джэлмэ и Мухали. Его друзья стали прикидывать, как без урона для дела помешать Ван-хану встретиться с Джамухой. К ним подъехал шаман Теб-тэнгри.

Прислушался к разговорам, сочувственно усмехнулся:

— Тут не ваш ум нужен. Зайти на врага слева, справа — вот ваше дело.

— Ты знаешь, как мы должны поступить? — спросил Тэмуджин с надеждой.

— Знаю. Кто мешает, того убирают. Ван-хан мешает…

— Не говори глупостей, Теб-тэнгри! — рассердился Тэмуджин.

— Я глуп. А вы умны? Пусть будет так. — Шаман понукнул низенькую смирную лошаденку, потрусил прочь, выпрямив узкую спину.

Тэмуджин догнал его и, подавляя желание стукнуть кулаком по острому лицу, сказал:

— Я тебя не отпускал — куда бежишь?

— Я ветер, гуляющий по степи. Одним ласкаю лицо, с других сбрасываю шапки. Кто удержит меня? Только вечное синее небо.

«Убить тебя мало, мангус остроносый!» — подумал Тэмуджин.

— Не обижайся, Теб-тэнгри. Помоги мне.

— А как? — Шаман резко повернулся к нему, в бездонной черноте глаз всплеснулась насмешка. — Ты умный, я глупый… Приложи ум к глупости выйдет неразбериха, глупость к глупости — посмешище, только ум к уму мудрость.

— У нас совсем мало времени, Теб-тэнгри…

— Ты хочешь убрать Ван-хана на время или совсем?

Несносный человек! Вечно влазит в потемки твоей души, и тычет перстом указующим, и смотрит, как ты корчишься, уворачиваешься, — у-у, змей ползучий! Глотая слюну, комом застрявшую в горле, Тэмуджин выдавил из себя:

— На время…

— Так бы и говорил. А то хочешь реку перебрести и в воде не замочиться. — Неожиданно передразнил:

— Хан-отец, хан-отец…

— Замолчи, или я ударю тебя!

Тэмуджин оглянулся — не слушает ли кто их разговор? Но воинов поблизости не было, а Боорчу, Джэлмэ и Мухали приотстали, о чем-то бурно спорили меж собой.

— Ты можешь меня побить, даже убить. — Теб-тэнгри чуть выждал, продолжил:

— Но чего этим достигнешь? Я хочу от тебя одного: будь со мной честен и прям. Мне надо знать все, о чем ты думаешь. Для твоей же пользы… Я помогу тебе. Бей своего брата Джамуху, не оглядываясь на хана-отца. Он тебе не помешает.

— Что ты сделаешь?

— Я сказал: Ван-хан тебе не помешает. Сведи меня с ним и делай свое дело.