Исай Калашников - Гонители

Молодой кешиктен постучал внизу по колесу телеги, с почтительной робостью напомнил:

— Хан Тэмуджин, подошло обеденное время. Мы принесли тебе поесть.

Досадливым взмахом руки он как бы отбросил его, глянул на солнце время за полдень. А ему казалось, что битва только началась. На правом крыле Таян-хана случилось что-то непонятное. Воины — он знал: там стоит Джамуха — разом отхлынули назад и стали отходить в сторону. Что еще придумал дорогой анда? Порученцы — туаджи — полетели к Джарчи. А воины Джамухи все удалялись, вскоре они скрылись за холмами. Что же это такое?

Что-то должно сейчас произойти…

— Джэлмэ, садитесь на коней!

От Джарчи на взмыленной лошади примчался вестник. Нойон доносил:

Джамуха покинул Таян-хана. Ушел. Совсем.

— Джэлмэ, скачите на помощь урутам и мангутам, ломайте правое крыло Таян-хана, не давайте ему опомниться.

Нойоны умчались, увели своих воинов. Тэмуджин обернулся к запасной тысяче, позвал Архай-Хасара. Наступило время сделать последний рывок.

— Скачи к Боорчу. Умрите, но заверните, сомните левое крыло найманов!

Все. Тэмуджин спустил с телеги ноги, расслабил мускулы, снял с головы шапку, подставив ветру горячую голову. Все. Теперь Таян-хану несдобровать.

Злорадно усмехаясь, посмотрел на двугорбую сопку. Там всадники носились взад-вперед роем потревоженных пчел. Вдруг они стянулись в одну кучу и покатились вниз, к своему правому крылу. Сопка опустела. Сам Таян-хан пошел в сражение? Так и есть. Над всадниками, высоко вознесенные, плыли белые и черные туги. Таян-хан повел с собой, видимо, все оставшиеся силы.

Но его правое крыло под ударами мангутов и урутов, усиленных отдохнувшими передовыми тысячами, покатилось к подножию горы. Дрогнули и главные силы.

Теперь дело за Боорчу. Перед ним — меркиты. Они будут драться отчаянно. Ну что же, Таян-хан, ты в одну сторону, я — в другую.

Тэмуджин спустился вниз. Кешиктены помогли ему надеть доспехи и сесть на коня. Он поскакал, выкрикивая:

— Воины, победа близка!

Полторы сотни кешиктенов взяли его в плотное кольцо, их молодые ликующие голоса перекрывали шум битвы.

— Хур-ра! Хур-ра!

И все воины подхватили боевой клич.

— Хур-ра-а…а-а! — покатилось по всей долине.

Меркиты, зло огрызаясь, отходили: левое крыло строя Таян-хана все больше заворачивалось, как и правое, оно было прижато к горе. Боорчу бросил тысячу Архай-Хасара к найманским обозам, отсек их от войска, оказался за спиной Таян-хана, а навстречу ему, с другой стороны, вышли мангуты Джарчи — гора Нагу была окружена. Найманы карабкались на крутые склоны, на утесы и осыпали воинов Тэмуджина стрелами, камнями, а они упорно лезли вперед, все туже стягивая кольцо. Но день заканчивался, и битва прекратилась. Однако никто не спал. Это был не отдых, а короткая передышка. Длилась она недолго. Едва отдышавшись, найманы покатились вниз.

В темноте срывались с круч кони и люди, давили друг друга. В двух местах они прорвали кольцо, но уйти удалось не многим.

На рассвете воины Тэмуджина снова полезли вверх. На вершине горы были подняты ханские туги, но самого Таян-хана уже не было в живых. Вечером он был тяжело ранен и не дожил до утра. Остатки войска под началом Хорису-беки защищались отважно. Хан Тэмуджин пообещал сохранить им жизнь, но они не пожелали бросить оружие и погибли, сражаясь до последнего вздоха.

— Смотри, хан Тэмуджин, вот это юрта! — Боорчу соскочил с коня перед юртой на колесах.

— Я такую видел. В такой ездили нойоны Алтан-хана.

— А в этой ездил Таян-хан. Теперь она твоя. — Боорчу поднялся на телегу, заглянул внутрь. — О, тут много кое-чего есть. Посмотри, хан.

Они вошли в юрту. Тэмуджин раздвинул шелковую занавеску, разделяющую юрту на две половины. В задней половине была широкая постель, застланная пушистым одеялом из верблюжьей шерсти. В ее изголовье стоял столик, накрытый красным шелком, на нем лежал тяжелый серебряный крест.

— Э, он, как и Ван-хан, молился богу-кресту! — удивился Боорчу.

У противоположной от кровати стены стоял еще один столик, на нем девять серебряных чаш и большое, серебряное же, корытце. Повсюду на стене висели ножи, сабли, мечи, саадаки, отделанные серебром, золотом, красными, как капли крови, и синими, как небо, камнями.

— Богат был Таян-хан! Ух, и богат! — изумлялся Боорчу.

— Бери что-нибудь себе, — сказал Тэмуджин.

Боорчу выбрал нож в золотой оправе и кривую саблю.

За стенами юрты надрывал голос Джэлмэ:

— Нойоны, слуги и рабы Таян-хана! За гордыню, криводушие и зложелательства небо покарало вашего господина. Сам он убит, а весь его улус переходит к хану Тэмуджину. Повелеваем доставить к юрте шелка, серебро и золото, оружие и доспехи, бронзу и железо…

Боорчу нацепил на пояс нож и саблю, оглядел себя.

— Ты становишься похож на Хасара, друг Боорчу. Пусти его сюда — все оружие на себя наденет, а это корытце на голову, поверх шлема, приладит.

— В этот раз он хорошо показал себя, хан. Тебе нужно наградить брата.

— Всех награжу, друг Боорчу. Великое дело мы сделали… — Тэмуджин вышел из юрты, сел на передок телеги.

Найманы тащили и складывали в кучу свое добро. Росла гора мечей, саадаков, копий, рядом — медных котлов, бронзовых и железных стремян, удил, уздечек, седел… К Тэмуджину воины подтолкнули человека в шелковом халате, с кожаными мешочками, подвешенными к поясу.

— Прикажи отрубить ему голову. Он прячет золото. Видели в руках кругляшку золотую. Вроде бросил в кучу, а сам спрятал.

— Кто такой? — наклонился над ним Тэмуджин.

— Я уйгур. Мое имя Татунг-а.

— Уйгур? А почему здесь? Торговал? — заинтересовался Тэмуджин.

— Я служил Таян-хану.

— А-а… — теряя интерес, протянул хан. — Какое же ты золото прячешь?

— Я хранитель ханской золотой тамги [15]и главноначальствующий над писцами.

— Дай сюда, — Тэмуджин протянул руку.

— Н-не могу, — Татунг-а побледнел, попятился. — Тамгу может взять только тот, кто унаследует улус Таян-хана.

— Ты верный слуга. Хвалю. Но разве не слышал, что небесным соизволением я унаследовал и улус Таян-хана, и его золотую игрушку, и тебя самого? Давай!

Татунг-а оглянулся влево, вправо, будто надеясь на спасение, сжался под взглядом Тэмуджина, обреченно вздохнул и откуда-то из широкого рукава халата извлек тамгу. Тэмуджин повертел ее — серебряная точеная ручка, на нее насажен золотой кружок с непонятными знаками на плоской стороне.

— Для чего она?

— Прикладывать к бумагам с его повелениями.

Два воина подтащили к юрте женщину в узком и длинном — до пят пестром халате. Она отбивалась от воинов, ругалась на непонятном языке.

— Великий хан, это Гурбесу, жена Таян-хана, — сказал Татунг-а. — Не губите ее.