Владислав Кардашов - Рокоссовский

Выбить из Солнечногорска врага кавалеристы не смогли, но и гитлеровцы оказались не в силах развить свой успех в сторону Москвы. К утру 25 ноября кавалеристы перешли к обороне, на следующий день их ожидало радостное известие: кавалерийская группа Доватора была переименована во 2-й гвардейский кавалерийский корпус.

В этот же день звание 9-й гвардейской получила и дивизия Белобородова, упорно оборонявшаяся на западном берегу реки Истры. 25—26 ноября на рубеже этой реки шли исключительно напряженные бои. В отдельных местах противнику к вечеру 26 ноября удалось переправиться на ее восточный берег, однако попытки гитлеровцев расширить плацдарм в этот день были отбиты.

Геройски обороняясь, непрерывно контратакуя, бойцы и командиры армии все же были вынуждены медленно отходить. Причиняя противнику огромный урон, они и сами несли потери. В личном составе 9-й гвардейской стрелковой дивизии потери к этому времени достигли 60 процентов. В полках кавалерийского корпуса Доватора в среднем насчитывалось по 60—100 бойцов. 1-я гвардейская, 23, 27 и 28-я танковые бригады, вместе взятые, имели лишь 15 исправных танков. Линия обороны 16-й армии вытянулась в нитку, и командарму приходилось изощряться, чтобы она где-нибудь не лопнула. На счету у него был каждый боец.

Катуков после отхода 1-й гвардейской танковой бригады в ночь на 26 ноября на восточный берег Истры обратился в Военный совет армии с просьбой предоставить бригаде два-три дня на приведение материальной части в порядок. Через несколько часов он получил ответ командарма:

«Обстановка сейчас такая, что не приходится думать о передышках, формированиях и т. п.

Сейчас ценность представляет каждый отдельный боец, если он вооружен.

Деритесь до последнего танка и красноармейца. Этого требует обстановка.

Налаживайте все в процессе боя и походов.

26.11.41 г. Рокоссовский».

Ответ командующего армией диктовался напряжением, с которым шли бои на участке 16-й армии и в первую очередь на Солнечногорском направлении. Здесь гитлеровцы ближе всего подошли к Москве. Вдоль Волоколамского и Ленинградского шоссе, так же как и в промежутках между этими магистралями, развернулась решающая схватка.

В Льялове штаб 16-й армии как следует обосноваться не успел. На северо-восточную окраину села ворвались немецкие танки. В отражении их атаки приняли участие даже командиры штаба армии. Благодаря присутствию дивизиона 85-миллиметровых противотанковых пушек с этой опасностью удалось справиться. Артиллеристы подбили несколько танков, гитлеровцы откатились, но штаб армии из Льялова пришлось перенести еще ближе к Москве.

Тот, кто проезжал по железной дороге Москва – Ленинград, возможно, помнит станцию Крюково, что в 40 километрах от Ленинградского вокзала столицы. До нее докатился вал гитлеровских танков в 1941 году, докатился, чтобы разбиться о стойкость советских солдат и застыть грудами железного лома. В Крюкове и возле него на протяжении двух недель кипели яростные бои. Сюда и перенес свой КП Рокоссовский.

Дальше отступать было некуда. Это понимали солдаты 16-й армии, это понимал Рокоссовский, этого требовал Военный совет фронта. Вот что писалось в особом приказе Военного совета фронта в это время: «Крюково – последний пункт отхода, и дальше отступать нельзя. Отступать больше некуда. Любыми, самыми крайними мерами немедленно добиться перелома, прекратить отход. Каждый дальнейший ваш шаг назад – это срыв обороны Москвы. Всему командному составу снизу доверху быть в подразделениях, на поле боя...» Жестокие, суровые, но справедливые слова!

Рокоссовский и без приказа не сидел в штабе, а целыми днями находился в частях и соединениях, добирался до передовой и предпочитал, чтобы командиры полков и дивизий не сопровождали его.

По-прежнему он оставался спокоен и ровен в любых обстоятельствах, и люди, встречавшиеся с ним в этот период, как и позже, с трудом могли вспомнить случай, когда Рокоссовский выходил бы из себя, гневался. Как правило, это происходило только тогда, когда он обнаруживал вопиющие нарушения служебных обязанностей своими подчиненными.

Вот Рокоссовский с передовой пришел в штаб полка. Командир полка, отрапортовав, как полагается, начал докладывать обстановку. Рокоссовский слушал молча, но лицо его стало суровым.

– Где тут у вас окопы? – вдруг перебил он доклад. Комполка показал на карте. Внезапно, не сдержавшись, командарм вспылил:

– Неправда! Командующий армией был на месте, а вы, командир полка, не удосужились побывать! А если завтра бой? Стыдно!

И, не продолжая разговора, вышел.

После выхода немецких войск непосредственно к предместьям Москвы командование Западного фронта стало присылать в таявшую с каждым днем 16-ю армию пополнения, но много сделать не могло. Штаб фронта буквально «наскребал» резервы для 16-й армии. К примеру, для пополнения 8-й, 9-й гвардейских и 18-й стрелковой дивизии 16-й армии от каждой стрелковой дивизии других армий фронта в это время было выделено по одному полностью укомплектованному стрелковому взводу (одному стрелковому взводу!), которые срочно на автотранспорте были отправлены в распоряжение Рокоссовского. Из состава 43-й армии в район Крюкова срочно перебросили на автомашинах один стрелковый батальон. В 16-ю армию штаб фронта в первую очередь направлял и поступавшие далеко не в достаточном количестве боеприпасы и вооружение. Особенно остро не хватало автоматов, винтовок, мин.

Командование фронта делало все, чтобы хоть немного подкрепить ослабевшие войска. От командармов Жуков требовал устойчивой обороны имевшимися в их распоряжении силами.

Однажды, когда Рокоссовский возвратился на свой КП с истринской позиции, дежурный доложил, что командарма вызывает к ВЧ Верховный Главнокомандующий. Рокоссовский приготовился к худшему: его войска вновь были вынуждены отступить, незначительно, но все же отступили...

– Генерал-лейтенант Рокоссовский слушает, – начал он разговор.

В ответ послышался спокойный, ровный голос Сталина:

– Доложите, пожалуйста, какова обстановка на Истринском рубеже.

Командарм, стараясь одновременно быть и кратким, и исчерпывающим, стал докладывать, что хотя войска и отступили, но он намерен предпринять контратаки.

Сталин прервал его:

– О ваших мероприятиях говорить не надо. – Из тоне его голоса Рокоссовский почувствовал, что Сталин хочет подчеркнуть свое доверие, что он звонит не для того, чтобы сделать выговор. – Вам тяжело?

– Да, товарищ Сталин, очень тяжело. Очень...

Сталин немного помолчал:

– Я понимаю. Прошу вас продержаться еще некоторое время, мы вам поможем...

На этом разговор закончился. В ту пору внимание Генерального секретаря ЦК ВКП(б), Председателя Совета Народных Комиссаров, Председателя Государственного Комитета Обороны и Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина означало многое. К тому же на следующее утро в 16-ю армию поступила и обещанная помощь: полк «катюш», два полка противотанковой артиллерии, четыре роты солдат с ПТР, три батальона танков и 2 тысячи москвичей для пополнения измотанных частей 16-й армии.