Сергей Зарубин - Трубка снайпера

– Правильно, – сказал Номоконов. – Толстый явился, как ка­бан, а быстро двигался.

– Тучный был генерал, – подтвердил Репин, – верно. Важный, самоуверенный, с бобровым воротником на шинели. Я, говорит, за­дам сибирской стрелковой дивизии! Но и распорядиться не успел –кусочек свинца щелкнул его прямо в лоб. Пленный сказал, что это было подобно молнии в зимний день. Никто не ожидал: много раз­ных чинов ходило к роще в день первого снега. И по траншее броди­ли немцы, высовывались. Тихо было. В общем, верно: «пантача» за­валили. А те, что рядом с генералом шли, полковниками были. Эти ушли.

– Шустрые такие, – вспомнил Номоконов. – Так-так… В кусты шмыгнули. Полковники, говоришь? Надо бы и этих. А толстого, правильно… В голову бил, чтоб не вылечился. Гляди, какой оказался!

– Заколотили немцы своего генерала в гроб и на самолете в Германию отправили, – рассказывал Репин. – Отвоевал. Интерес­но вот что: гитлеровцы точно узнали, кто убил «пантача». Плен­ный так и сказал: на этом участке у русских работает снайпер-тун­гус – хитрый, как старый лисовин, и жестокий, как Чингисхан. Знают немцы, что его фамилия – Номоконов. Известно им, что этот снайпер курит «трубку смерти».

– Шутишь, Иван Васильевич, –улыбнулся Номоконов.

– Слушайте дальше, Семен Данилович, – продолжал Репин. –Офицер сказал, что за головой «таежного шамана», который и но­чами, как призрак, бродит по долине и оставляет на снегу звери­ный след, охотятся лучшие стрелки и разведчики. Особо метких солдат посылают гитлеровцы в ваш квадрат – некоторые из них тоже отвоевались. В первую ночь после рождества немецкие разведчики напали на ваш след, долго шли по нему, но напоролись на огонь. Сейчас охота продолжается.

Номоконов понял, что лейтенант говорит правду, и задумался.

В морозный рождественский день очень рассердил он гитле­ровцев. Перестреляв «мясников», явившихся за чужой добычей, Номоконов и Санжиев затаились. Немцы дали несколько залпов по нашей огневой точке, откуда ударил пулемет, выкорчевали не­сколько пней на нейтральной полосе, обстреляли бугорки на сне­гу, осыпали пулями подбитый танк. До вечера враги не подходили к лосям, а когда сгустились сумерки, Номоконов уступил настой­чивой просьбе беспокойного товарища, требовавшего «сходить за мясом».

Возле лосей никого не оказалось. Напарник нагрузился туго набитыми рюкзаками и автоматами, снятыми с убитых немецких солдат, а Номоконову удалось отделить от самца заднее стегно. Поползли обратно, волоча добычу, и уже далеко позади услышали тревожный свист. Сразу же взметнулась ракета, но все обошлось благополучно. В тот же вечер у раскаленной железной печки, на которой варилось вкусное мясо, Номоконов стал подшивать лосиной кожей свои новые валенки.

– До Берлина не износишь теперь, – шутили товарищи.

А солдат работал себе и, попыхивая трубкой, объяснял, почему закончил расчет с жизнью немецкий снайпер: его выдал скрипу­чий снег. Номоконов подшил кожу к валенкам мехом наружу, кое-где, чтобы не скользить, подстриг его, а космы, свисающие с края подошв, не стал срезать. Не смейтесь, ребятки. Так делают в тай­ге: шаги охотника становятся совсем мягкими и человеческого за­паха меньше. Чудные следы получаются? Это ничего, пусть… Бро­дит по снегу медведь-шатун, страху на всех нагоняет.

Вскоре после рождества Номоконов ходил в ночной поиск. На краю озера, откуда-то из занесенных снегом камышей, ночами все время постреливал немецкий ракетчик. Таежный зверобой вызвался вплотную подкрасться к врагу и уничтожить его пулей. Удивился лейтенант Репин, попросил солдата взять его с собой на необычную охоту.

– Хорошо, раз и это нужно для снайперской науки. Только не мешай, командир, ползи в стороне – не сразу приходит искусство скрадывать зверя на солонцах, не за одну ночь. Чего сумлеваешься? Можно ударить зверя и темной ночью – по треску веточки, по едва уловимому шуму шагов. Хоть с сидьбы, хоть с подхода. Не услышит немец, вплотную к пасущимся изюбрям подкрадывался Номоконов.

Не помешал командир взвода. В ночи неожиданно выросли перед ним силуэты немецких лыжников, и лейтенант дважды вы­стрелил в них. Встревоженные немцы засветили ракетами. Гит­леровец с «хлопушкой» в руке, к которому подкрадывался «таеж­ный шаман», выскочил из укрытия и стал виден как на ладони. Выстрелил Номоконов, закинул винтовку за плечо, неторопливо пошел в блиндаж. А утром все увидели трупы: ракетчика, упав­шего на сугроб, а поодаль – лыжника в белом маскхалате. Этого в упор сразил лейтенант Репин.

Удалась ночная фронтовая охота! Командир батальона назвал выстрел Номоконова классическим. Неужели враги обнаружили «звериный» след солдата? Как они узнали, что именно он прикон­чил «пантача»?

– Наверное, фронтовая газета к ним попала, – высказал пред­положение Репин. – Разведка у немцев тоже не дремлет. Про­анализировали они некоторые события на этом участке фронта, кое-что узнали.

По совету лейтенанта Номоконов на время изменил «почерк».

Разобьет чья-то меткая пуля стекло стереотрубы, снимет не­мецкий снайпер наблюдателя или неосторожного пулеметчика – к месту происшествия спешит Номоконов. Он появлялся в траншеях и на огневых точках – маленький, неторопливый и немного смеш­ной в своей странной экипировке. Винтовка, бинокль, несколько касок в руке, пучок рогатинок с зеркальцами, веревочки и шнуры за поясом. Улыбались солдаты, с любопытством смотрели на «ша­мана», увешанного амулетами.

Вот здесь, совсем рядом друг возле друга, впились в бревно две пули. Так, они прилетели справа… Вот следы крови, на этом месте был убит на миг приподнявшийся солдат… И теперь не по­смеивайтесь, ребятки. Не случайная пуля сразила вашего товари­ща. На правом фланге укрылся стрелок, который понапрасну не тратит патронов. «Профессор войны», снайпер! Молча расклады­вал Номоконов свои принадлежности и начинал «шаманить». Кас­ку приподнимет над бруствером, свою шапку или рогатинку с кар­манным зеркальцем. Со звоном скатывались в траншею пробитые каски, далеко разлетались осколки стекла.

Снайпер! Да только нетерпеливый он, неосторожный, обуре­ваемый злобой и жаждой мести…

Загорались глаза Номоконова, тугие желваки вспухали на об­ветренных скулах. Он просил солдат «еще немного поиграть» кас­кой, а сам приникал к бойнице или осторожно, сливаясь с землей, выползал на бруствер. Один выстрел, редко два… Скатывался Но­моконов в траншею, говорил, чтобы солдаты, когда наступит ночь, вытащили из-под коряги «профессора войны» и принесли во взвод лейтенанта Репина его снайперскую винтовку. А потом, попыхи­вая трубкой, неторопливо уходил к другим – маленький, в боль­ших валенках с клочьями меха на подошвах.