Корольков Михайлович - Партизан Лёня Голиков

Распаренный, приятно усталый и необыкновенно чистый, Ленька после бани сразу улегся спать. Спозаранку он снова убежал в Парфино. Ленька решил не возвращаться домой до тех пор, пока не повидает этого неуловимого начальника штаба Трофима Петровича. Но как велико было огорчение Леньки, когда, зайдя в избу, он не застал там ни единой души. Видно, партизаны ушли совсем недавно: в избе еще стоял синеватый дым махорки. Какая-то женщина обшарпанным веником заметала сор. Она брызгала пригоршней воду на пол. Вода собирала пыль, и на половицах, как ртуть, во все стороны разбегались мохнатые серые шарики.

– А партизаны где? – растерянно спросил Ленька. – Кто ж их знает, – пожала плечами женщина. – Собрались и уехали, меня не спросили…

Глубоко расстроенный, готовый от досады заплакать, Ленька вышел из избы и в сенях столкнулся со Степаном. Сейчас Ленька готов был простить ему все его насмешки. Он видел в нем единственного человека, который мог ему сейчас помочь.

– А наши где? – спросил Ленька. Он и не заметил, как у него вырвалось слово «наши».

Степан посмотрел на мальчика, и в глазах его опять мелькнула усмешка.

– А кто это ваши? Отряд ушел, а ваши – не знаю.

Партизан сразу же понял, что шутка его неуместна – такое лицо сделалось у Леньки.

– Да ты погоди, нос не вешай, – сказал он. – Идем, уж так и быть, провожу. Мешок только свой захвачу, и пойдем.

Он вошел в избу и через минуту вернулся.

– Пошли. Тут недалеко, может быть, и нагоним.

– А не нагоним если…

Степан хотел снова ответить шуткой, поддразнить паренька, но удержался.

– Не нагоним, так в деревне найдем.

– А где? – не унимался Ленька. Ему все казалось, что Степан продолжает шутить. – Где деревня-то? Как она называется?

– Да шут ее знает, – неопределенно ответил партизан.

Шли довольно долго по скрипучему снегу. В дороге отряд не нагнали, но в деревне партизаны еще не успели разойтись по избам и толпились на улице.

Ленька сразу же увидел Василия Григорьевича и бросился к нему.

– А, и ты уже здесь! С начальником штаба говорил? Чего же ты! Пойдем!

Василий Григорьевич с Ленькой поднялись на крыльцо с поломанными перилами.

В чистой половине избы, куда они прошли через кухню, было несколько партизан. Невысокий бородатый человек сердито ходил по комнате и кого-то отчитывал. Кого – Ленька понять не мог, потому что командир обращался ко всем, останавливался то перед одним, то перед другим партизаном.

Мухарев ждал, когда Петров закончит разнос, но тот и не собирался этого делать.

– Вы думаете, что, – гудел он, – раз партизанский отряд – значит, никакой дисциплины? Запомните раз и навсегда: мы часть Вооруженных Сил Советского Союза. Понятно?..

Наконец Петров остановился посреди горницы и сказал более спокойно:

– Гляди, чтобы в последний раз это было! Иначе оставайся лучше здесь, в тылу. Через два дня выступать, а у нас того нет, другого нет.

– Будет сделано, Трофим Петрович. Можно идти? – упавшим голосом спросил один из присутствующих.

– Да смотри, чтобы помыть всех! – крикнул Петров ему вслед. – Чтобы баня была с паром, как полагается.

В избе наступила тишина. Учитель воспользовался этим.

– Трофим Петрович, – сказал он, – паренек вот к нам в отряд просится. Бывший мой ученик.

– Этот? – Петров указал пальцем на Леньку. – А сколько тебе лет?

– Пятнадцать…

– А он не струсит?

– Не должен бы. В школе атаманом был.

Ленька с благодарностью посмотрел на учителя.

– Ну что ж, бери. В разведку небось прочишь? Только оружия у нас нет. Самим добывать надо. Автомат тебе никто не даст.

– А у меня уже есть.

– Есть? Где?

– В лесу закопано. Как фрицы пришли, зарыли мы. Гранаты там, СВТ с пулеметом…

– И пулемет есть?! Чего же ты молчишь! Далеко это?

– Нет, за Быками.

– Где это, Быки?

– Это возле Мануйлова, Трофим Петрович, – вмешался учитель. – Помните, мы в тех местах сено в декабре промышляли?

– Я его и возил вам, – не утерпел Ленька.

– Ну, это же наш старый знакомый! Так пулемет сможешь достать? Машина у нас есть. Поезжайте сейчас же. Ты распорядись там, Василий Григорьевич.

Через полчаса, забравшись в кабину грузовика вместе с шофером и Степаном, Ленька подскакивал на тряских ухабах. Он указывал путь. В Желтых песках остановились, идти дальше можно было только на лыжах. Лыжи вытащили из кузова, взяли с собой лопату, маленький ломик – все это предусмотрительно захватил с собой Степан.

Ленька давно здесь не бывал. Снегу нападало много. Он сугробами лежал на лапчатых ветвях елей, и ветви пригибались к самой земле.

– Без лыж мы бы здесь помесили снег! – сказал Степан, пробираясь сквозь лесные заросли.

Они миновали бурелом, нашли сосну-рогулину, и Ленька отсчитал двадцать три шага.

– Здесь!

Тайник откопали довольно быстро. Степан и Ленька взвалили на плечи оружие и понесли его к дороге. Ленька нес самозарядную винтовку и патроны, рассовав их по карманам. Он закинул винтовку за плечо, но приклад колотил его по ногам, и пришлось ее снова взять в руки.

Довольный приехал Ленька в отряд, хотел доложить начальнику штаба о своем первом задании, но Трофим Петрович куда-то уехал. Встретил Леньку учитель, похвалил и сказал:

– Теперь иди домой, прощайся и завтра приходи. В бане будем мыться. На днях выступаем. Но чтобы никому ни слова… Куда, что – будто бы ничего не знаешь. Полная тайна. Это первый закон на войне.

Второй день приходил Ленька домой раньше обычного.

– Давно бы так, – одобрительно сказала мать. – Пора уж тебе и остепениться, Ленюшка.

– Ой, мама, дела-то какие! Василия Григорьевича я встретил Мухарева. В партизанах он… – Ленька осекся. Может быть, и об этом нельзя говорить?

А мать расспрашивала, где встретил учителя, да как, да что…

Отвечал Ленька уклончиво, говорил предположительно: «наверное, он партизан», «скорее всего был в тылу у немцев».

Странное чувство испытывал Ленька в этот последний вечер, проведенный в семье. На душе было грустно и радостно. Грустно потому, что крепко, очень крепко любил он свою мать и, возможно, расставался с ней надолго. А сказать ей об этом не мог. Он никогда не лгал матери, ничего от нее не утаивал, а сейчас должен был скрывать, отмалчиваться. Сказать ей, что творится у него на душе, Ленька не мог, во-первых, потому, что это была военная тайна, а во-вторых, потому, что не хотел он огорчать мать. Может, стала бы она отговаривать, плакать… Нет, лучше уж держать все в себе.

Расставаться предстояло не только с матерью, с отцом, с сестрами. А друзья, с которыми они были неразлучны столько лет!.. И нельзя даже попрощаться с ними, рассказать, куда он уходит: военная тайна!

Ленька подошел к матери и обнял ее за плечи.