Корольков Михайлович - Партизан Лёня Голиков

– Ты будешь делать то, что тебе прикажут. И пешком ходить будешь. А станешь портить дело – расстреляем.

Чигрин тоже поднялся, сдвинул брови, хотел сказать что-то резкое, но удержал себя. Махнул рукой:

– Ладно. Выведу штаб, как приказано, а там буду сам себе хозяин. Говорите, что надо делать.

– Вот так-то лучше! – Глебов сел на свое место. – Отойдем к бригаде, а лошадей пустим в другую сторону. Пусть фашисты гонятся по следам. Прикажи, Трофим, трогаться.

Глебов надел шапку. Выходя из избы, он сказал Чигрину:

– Раз и навсегда запомни, Чигрин: одним ухарством не возьмешь. Думать надо… Ты извини меня, я погорячился немного…

Вскоре штаб бригады покинул Яны. Лошадей незаметно вывели с хутора, и трое партизан погнали их в противоположную сторону.

Штаб бригады стоял в лесу, сразу же за овражком, который угадывался в серой мгле ночи. Партизаны вышли по косогору на ровное место и увидели, что впереди за деревьями будто горят огни.

– Чего это они удумали – костры жечь? – удивился Трофим Петров. – Здесь что-то не так!

Подошли ближе. Костры ярко горели в разных местах. Глебов приказал разведать, в чем дело. Отряд остановился.

– Костин, Голиков! – негромко позвал командир бригады. – Пойдите узнайте, что там такое. Ты, Голиков, бывал в бригаде?

– Бывал.

– Ну хорошо, идите.

Тени разведчиков слились с тенями высоких стволов. На деревья падали багровые отсветы пламени. Разведчики подкрались ближе и увидели, что горят не костры, а землянки. Людей около пожарища не было. Только на снегу лежало несколько убитых.

– Эх, Чигрин, Чигрин!.. – вздохнул Костин. – Будто я вчера в воду глядел. И сюда привел врагов…

Разведчики обошли разгромленный лагерь. Определили, что партизаны покинули его несколько часов назад. Вернулись и доложили Глебову. Командир бригады задумался.

– А следы обнаружили? Бригада куда ушла?

– Следы есть, но, возможно, ложные, – ответил Костин.

Решили нагонять штаб первой бригады. Шли до рассвета. Нагнать не удалось. Вскоре и следы затерялись. Костин был прав: партизаны искусно запутали свои следы и исчезли в неизвестном направлении. Глебов объявил привал. Измученные люди засыпали мгновенно. В разные стороны Глебов послал три разведки. Проблуждав несколько часов, разведчики ни с чем вернулись обратно. Соседняя бригада исчезла, точно провалилась сквозь землю.

– В советский тыл выходить будем, – окончательно решил Глебов. – Пойдем на Поддорье – здесь километров двести. Чигрин проводит нас до партизанского края, а там доберемся сами. Главное – сохранить документы.

Так в январе 1943 года начался поход штабной группы от Чудского озера к линии фронта. Сначала дней десять бродили в Лядском и Полновском районах – искали лазейку между взбаламученными Чигриным гарнизонами. На дорогах им всюду встречались немецкие патрули.

С большим трудом удалось выбраться в Струго-Красненский район. С боем перешли железную дорогу Псков – Луга. Здесь стало полегче. Правда, не всегда хватало еды, и донимали морозы – многие партизаны шли в разбитых сапогах, замотанных проволокой или бечевкой.

Шли ночью, а днем сидели на глухих хуторах. Разведка уходила вперед километров на пять и чуть что – сообщала штабу. Часто приходилось менять направление, обходить гарнизоны, возвращаться назад и снова идти по заснеженным холмам, пробираясь к линии фронта.

Через неделю пересекли железную дорогу Псков – Порхово. Перешли удачно – без единого выстрела. Места здесь были знакомые. Остановились на дневку в деревне. Перед вечером к Глебову зашел Чигрин. После того разговора с командиром бригады Чигрин ни разу не проявил своего буйного нрава. Вел себя сдержанно, но явно тяготился выпавшей ему ролью командира охраны штаба. Чигрина тянуло на боевые дела; он с трудом сдерживал себя, наблюдая, как осторожно ведет себя Глебов, как внимательно изучает он каждый раз предстоящий маршрут. «Документы, документы! – думал Чигрин. – Куда они денутся, эти документы? Стукнуть бы разок-другой гитлеровцев, тогда бы заплясали. А то бегаем сами, как голодные волки…»

На этот раз Чигрин вошел к Глебову с твердым намерением поговорить с ним откровенно.

– Что ж, Семен Михайлович, – сказал он, – теперь километров сорок осталось до партизанского края. Скоро можно и расстаться.

– Надоело быть сторожем? – усмехнулся Глебов. – Горячий ты, как Ленька наш. Но тому хоть простительно…

– Не в том дело, что горячий, – без дела маетно, Семен Михайлович! – В голосе Чигрина появились просительные нотки. – Отпустил бы ты меня сейчас? Сегодня вот… Честное слово! Я бы сейчас обратно подался, шум, гам поднял, а вы бы тем временем под шумок и проскочили. Всего-то здесь два перехода осталось.

В предложении Чигрина был смысл. Действительно, места здесь пошли знакомые, а группой в двадцать пять человек будет легче проскользнуть, чем в сотню.

– Как думаешь, Трофим, может, и правда отпустим? – повернулся Глебов к Петрову.

– Что ж, теперь мы можем без него обойтись, – согласился Петров. – Боев вести мы не собираемся, а одним, может, и правда легче сделать эти два перехода. Дальше партизанский край начинается. Там уж будем как рыба в воде.

– Ну, партизанский край уже не тот, – возразил Глебов. – Каратели осенью все пожгли. Несколько дивизий туда бросили. Там теперь как в пустыне.

– Что ж, придется померзнуть: до самого фронта жилья не будет. Не привыкать к этому! И Чигрин тут нам не поможет.

Чигрин ждал решения командиров, нетерпеливо переводя глаза с одного на другого. Глебов подумал и согласился:

– Хорошо, ступай. Помни только наш старый разговор…

Чигрин вскочил, цыганские глаза его заблестели, он расчесал пятерней волосы, тряхнул головой и, казалось, готов был плясать от радости.

– Ну и дам же я им духу, Семен Михайлович!.. Спасибо вам! Так я пойду собирать орлов.

Опасаясь, как бы командир бригады не передумал, Чигрин торопливо вышел из хаты. Не дожидаясь темноты, его отряд выступил из деревни и пошел обратно к железной дороге.

А когда настала ночь, штабная группа Глебова тронулась на Дедовичи. В отряде оставалось двадцать три человека. За ночь прошли километров двадцать – половину пути, отделявшего их от линии железной дороги Дно – Новосокольники. Там, за линией, и начинался сожженный, но непокоренный партизанский край. Оставалось сделать один переход. На дневку расположились в двух просторных избах. Поставили охрану и улеглись спать. Каждый думал: это последняя дневка по соседству с фашистскими гарнизонами…

Железную дорогу партизаны переходили следующей ночью. Разведчики залегли по обе стороны переезда, выждали, прислушались и дали сигнал. Мороз казался невыносимым. Ленька боялся, как бы вовсе не закоченели руки: тогда негнущимися пальцами не нажмешь на спусковой крючок автомата.