Олег Михайлов - Генерал Ермолов

Сентябрь, 25, 1812 г.».

Генерал-майор Ермолов

Приезжая в главную ставку, начальники партизан обыкновенно останавливались на квартире Ермолова, а их подчиненные, привыкшие легко переносить неудобства лесной жизни, располагались прямо в чистом поле. Здесь помимо красных, синих гусар и улан, пехотинцев с разными воротниками можно было увидеть воинов-мужичков верхом на своих возовиках и с самым причудливым вооружением: кто с косой, утвержденной на длинном древке, кто со штыком, прикрученным к дубине, а кто и с большим гвоздем, прикрепленным к дрючку, наподобие пики, или с рогатиной за спиной.

Фигнеру и Сеславину Ермолов не раз, шутя, говорил:

— Вы, право, обращаете мою квартиру в вертеп разбойников.

К этой поре Москва была окружена плотным партизанским кольцом. На новой калужской дороге стояли отряды капитана Сеславина и поручика Фонвизина, у Вереи — генерала Дорохова, на тульской дороге — зятя Кутузова полковника Кудашева, на рязанской — полковника Ефремова, между Можайском и Вязьмой — Дениса Давыдова, у Можайска — полковника Вадбольского, у Волоколамска — А. Бенкендорфа, у Воскресенска — майора Фиглева, у Рузы — майора Препделя, а на Дмитровском, Ярославском и Владимирском трактах действовали казачьи отряды.

Фпгпер все время бродил в окрестностях Москвы между главными силами Наполеона и авангардом Мюрата. В «малой» войне, ширившейся против французов, он сыграл совершенно исключительную роль.

Исполнив с успехом поручение, данное ему Ермоловым, Фигнер с двумя сотнями разнокалиберных удальцов начал производить свои дерзкие набеги. Днем обыкновенно прятал он своих молодцов в чащу леса, а сам, переодевшись французом, поляком или итальянцем, иногда с трубачом, а иногда один ездил к неприятельским форпостам. Тут он делал выговор пикетному караулу за оплошность и невнимательность, давая знать, что в стороне появилась партия казаков, в другом месте извещал, что русские занимают такую-то деревню, а потому для фуражирования лучше идти в противоположную сторону. Изучив состав и движение частей неприятеля и направив их по пути в соответствии со своим замыслом, он с наступлением вечера принимал настоящий вид партизана и с удальцами являлся как снег на голову там, где его вовсе не ожидали и где французы почитали себя в совершенной безопасности. Таким образом, Фигнер почти ежедневно присылал в лагерь главной квартиры по двести и триста пленных, так что стали уже затрудняться с их размещением и советовали ему истреблять злодеев на месте.

На записку Ермолова, где были слова: «Смерть врагам, преступившим рубеж России», Фигнер отвечал: «Я не стану обременять себя пленными».

Уже повсюду, где только ступила нога захватчиков, занялся пожар войны народной. В селениях запирали ворота и ставили в них караулы; у околиц устраивали шалаши в виде будок, а подле них — сошки для пик. Никому из посторонних не дозволялось приближаться к деревням, даже русским курьерам и партизанам: на уверения, что они свои, первым ответом бывал выстрел или пущенный с размаха топор. Лишь после переговоров, убедившись, что нет обмана, крестьяне объясняли причину своей осторожности: «Да ведь у злодея всякого сброда люди…»

Соединяясь в крупные партии, ведомые кем-либо из отставных солдат или отважных товарищей и старост, крестьяне нападали на неприятеля, становясь страшнее врагам, по мере того как привыкали к кровавым встречам. Когда французы бывали в превосходном числе, против них применялись разные хитрости. Ласково, с поклоном встречая бродяг и фуражиров, поселяне предлагали им яства и напитки, а потом во время сна или опьянения гостей отнимали у них оружие, душили либо припирали двери домов бревнами, обкладывали сени хворостом и сжигали супостатов вместе с собственными избами.

Случалось, что в отсутствие отцов, мужей и братьев на мародеров нападали женщины, брали пх в плен и с кола-ми и вилами сопровождали в ставку. Воины так называемой «великой армии» со стыдом, а иногда с бешенством и слезами вынуждены были подчиняться им. По своему ожесточению против неприятеля известнее других сделалась старостиха Василиса Кожина, смелая дородная женщина с длинной саблей через плечо поверх французской шинели.

В ее отряде сначала были только бабы, вооруженные вилами, простыми рогатинами. После первых встреч с французами обзавелись бабы ружьями и саблями. К ним в отряд стали проситься и мужики.

— Приказывай, матушка, слушаем тебя! — говорили они.

— Бен до конца неприятеля! Это единстс-енный приказ! — отвечала Василиса.

Простые сыны и дочери России преобразились в воинов, чем и как могли разили врагов. Князь Кутузов раздавал храбрейшим Георгиевские кресты. Подвиги их прославлялись в песнях.

…Наполеон, заперший себя в Москве, окруженный враждебным и вооруженным народом, начал тревожиться за свое положение и искать пути к замирению. Сперва через русского чиновника Яковлева (отца Герцена) он обратился к Александру I с предложением начать переговоры — ответом было лишь презрительное молчание. Тогда он направил своего генерал-адъютанта Лористона в Тарутино. Искусно притворившись, что он со своей стороны душевно желает мира, Кутузов ввел в заблуждение и Наполеона, и ею посланника.

В то время как французы в надежде на вожделенный мир оставались в бездействии в Москве, вся Россия готовилась к изгнанию и истреблению неприятеля. Ожесточение народа усиливалось, партизанская борьба приобретала все больший размах; Кутузов руководил из своей ставки действиями главнейших отрядов и готовил контрнаступление.

«Малая» война, истощавшая французскую армию, грозно перерастала в большую.

Начальник Калужского ополчения Василий Федорович Шепелев дал 4 октября большой оСед, на котором тепералы от души веселились, а начальник гвардейской кавалерия

Депрерадович даже пустился плясать. Читаны были стихи, присланные из Петербурга:

Возвращаясь в девятом часу вечера в свою деревушку, Ермолов нашел там офицера Кавалергардского полка с письменным приказанием Кутузова собрать назавтра всю армию для наступления против неприятеля. Ермолов спросил ординарца, почему приказание доставлено ему так поздно. Тот ответил, что не знал, где находился начальник главного штаба.

Ермолов, прибыв тотчас в Леташовку, доложил Кутузову, что в столь короткое время армию собрать невозможно.