Иван Ле - Хмельницкий. Книга первая

— Я уже говорил Семену, должен предупредить и вас, мой юный друг: будьте осторожны в пути. Прошел слух, что крымские татары напали на Приднепровье, воспользовавшись походом королевича со своими войсками на Москву. Возможно, что с ними идет и отряд турок — дорог у них много, домой могут возвращаться и через Днестр. Езжайте не по большаку, а обходите его стороной, через лес, и лучше всего ночью… Ведя торговлю, вы должны всегда помнить о ее благородной высокой цели, о служении народу. Пусть вас не искушает жадность, не гонитесь за ничтожной наживой. Ибо, поддавшись жадности, превратитесь в мелкого шинкаря и утратите человеческий облик, а для общества… погибнете.

— Искренне благодарю уважаемого пана за отеческий совет! — ответил Богдан, прощаясь со своими учителями и покровителями.

Сомко стоял около мажары, на которой ехал слепой кобзарь Богун, и разговаривал с ним, по-хозяйски поставив ногу на толстую ступицу колеса, обод которого поблескивал свежими подтеками дегтя.

— Как вы думаете, пан Федор, осмелятся захватчики напасть на Киев, если они и впрямь перешли уже Буг?

— Думать, конечно, думаю, пан Семен. Редко когда басурмане осмеливались нападать на Киев. Но пути господни неисповедимы! Слух, говоришь, идет, что поход возглавляет хан Мухамед Гирей? Сказывают, что Киев защищают казаки Петра Сагайдака. Осмелятся ли неверные сразиться с такой силой? Мухамед со своим братцем Шагинем четыре года отсидел в тюрьме за участие в бунте, теперь выслуживается, опытный людолов… А дороги пан Семен, наверное, лучше меня знает. Армяне советуют обойти стороной Бар и Хмельник. А им все известно…

Мелашка и Мартынко слезли с мажары, чтобы размять ноги. Когда Мартынко увидел, что Богдан направился от караван-баши к обозу Сомко, он так и рванулся к нему навстречу. Детская привязанность его к Богдану превращалась в искреннюю юношескую дружбу.

Нежно, по-матерински любила Мелашка обоих ребят. Мартынко был родной, его любила, будто воскресшего из мертвых после известного их похода к Болотникову вместе с кобзарем. А Богдана поручила ей воспитывать добрейшая из матерей!.. Богдан стремился к справедливой жизни, которую так хотелось увидеть и этой женщине. Мелашка сердцем чувствовала в молодом «Хмеле» дух Наливайко, забывая о том, что сама же и прививала его юноше, как умела, более шести лет присматривая за ним, как за своим собственным ребенком.

Обоз переяславских и киевских купцов двинулся от Замка по высокому мосту через ущелье, затем выехал на взгорье и свернул влево, углубляясь в чащу безграничного леса.

Подолье! Сомко ехал на передней мажаре, при случае расспрашивая у встречных людей о дороге на Бар, на Умань, скрывая, что собирается ехать в Белую Церковь. Пожилые люди долго провожали глазами обоз купцов, удивляясь, почему пробирались они с товарами по таким глухим дорогам.

Теплые, порой даже душные дни сменялись холодными ночами. Сомко часто разбивал лагерь днем на зеленом лугу, в безопасном месте, где лошади и волы могли свободно попастись, а люди поесть. Но зато к вечеру они выезжали на большак и почти всю короткую майскую ночь двигались на северо-восток, к Днепру. Обильно смазывали березовым дегтем колеса мажар, чтобы они не скрипели. Разговаривали шепотом, а скотину подгоняли, даже не взмахивая кнутом. Купцы заботились о том, чтобы их не услышали, и сами чутко прислушивались к тому, что творится в притихшей ночной степи.

Чем дальше они удалялись от Каменца, тем настойчивее распространялись слухи о продвижении татарских и турецких орд в глубь Украины. На четвертый день путешествия встретили спасавшихся от татарского набега. Люди со своими убогими пожитками за плечами, на возку или в сумках на оседланных конях бежали в чащу леса, в топкие болота, куда не осмелятся ступить басурмане. Искренне и горячо они убеждали:

— Куда вас несет нечистая сила, прости господи! Неверные тысячами снуют по дорогам, словно злой рок свалились они на наши головы. Переждали бы где-нибудь в глубине леса…

А другие добавляли:

— Сам пан Сагайдачный не в силах преградить путь неверным. Под Белой Церковью разгромил войска их Мухамеда Гирея, тысячи невольников отбил у них. Теперь они настолько озверели, что все Подолье заполнили, точно саранча, прости господи… Где-то будто бы Васильке Босый с могилевцами промышляет, гоняясь за татарскими отрядами по тракту Могилев — Паволочь. Да разве вырвутся хитрющие крымчаки на тракт? Этот Мухамед — змея подколодная, прости господи…

Сомко был не такой человек, чтобы прийти в замешательство от вестей, нагоняющих страх. Он не повернул обоз обратно на запад — разве убежишь от конников? Челядинцам роздал оружие: кому саблю, кому копье на деревянном древке. На весь обоз было два немецких ружья, приобретенных во Львове; одно Сомко взял себе, а второе отдал сыну, самому искусному стрелку, ехавшему на мажаре, замыкавшей обоз. Он решил в случае нападения поставить все мажары в круг и отбиваться от врага. Единственной женщине в обозе, Мелашке, велел позаботиться о слепом Богуне. Богдан и Мартынко не имели никаких поручений.

И впрямь, что можно было поручать бурсаку, пусть уже и с черным пушком на губе? Ведь он человек не военный, с оружием обращаться не умеет. А Мартынко — тот и вовсе мальчишка.

— Хлопцам лучше всего спрятаться где-нибудь и не попадаться на глаза басурманам, — посоветовал кто-то из путников.

Стало уже светать, когда слева зачернел густой лес. Сомко свернул туда и по удобной прогалине стал углубляться в чащу. Подъехали к реке и направились вдоль берега, выбирая удобную полянку для привала.

Уже в лесу начало светать, когда они разбили свой лагерь. Распрягли лошадей и волов, поставили в круг мажары, приготовились варить уху из сухой рыбы.

Богдан и Мартынко, не спросив разрешения старших, отошли от обоза и углубились в чащу леса. Молодого, еще не испытавшего горя Богдана все радовало и возбуждало, его совсем не беспокоила тревожная, опасная поездка. Бывалый купец Семен Сомко порадовал вестью о том, что они подъезжают к могилевскому тракту, — ну и хорошо. Ведь на этом тракте отряды пана Босого зорко следят за передвижением басурман. Богдан беззаботно цеплялся за гибкие деревца, шаловливо раскачивая их. Изредка они с Мартынком перебрасывались словами. Каждый раз Мартынко предупреждал его, чтобы он не говорил громко, но и сам смеялся над своей осторожностью, поддерживаемый бесстрашным Богданом.

Они поднялись на высокий лесной курган. Но и с него были видны только густые кроны деревьев. Правда, отсюда было ближе к солнцу, вдруг выглянувшему из-за вершин дубов и сосен и позолотившему их. Над лесом стлалась туманная дымка.