Иван Ле - Хмельницкий. Книга вторая

Улицы и площади Белой Церкви уже с утра были забиты приезжими. Казаки-выписчики смешались с реестровыми, все куда-то спешили. Но не они определяли пульс жизни на площади возле трехглавой церкви Святого духа, ключи от которой Петр Сагайдачный отобрал у униатов накануне этих событий.

Широкую площадь с холмами вокруг церкви пересекали два длинных ряда рундуков бубличниц, купцов. Ряды рундуков тянулись до самого берега реки Рось. На площади шла оживленная торговля. Создавалось впечатление, что ни один человек на этом праздничном торге не знал о том, кто и по какому поводу его устроил. Улицы города полны людей, которые с утра до вечера месили вязкую грязь. Среди мирян шатались и вооруженные казаки, кого-то разыскивая, о чем-то горячо споря.

Матрена Хмельницкая старалась не попадать в толпу празднично настроенных людей. А Василий все утро толкался в самой ее гуще, прислушиваясь и расспрашивая людей. Встретив знакомого жолнера из свиты Киселя, обрадованно окликнул его и попросил помочь ему встретиться с гетманом реестровых казаков.

— Он очень занят… Мой Кисель со вчерашнего вечера гоняется за гетманом по всем церквам Белой. У человека государственное дело. И только сегодня они будто бы встретятся в церкви. Надо подождать.

Именно туда и направлялась, утомленная поездкой, вдова Хмельницкая. Ставецкий помог ей пробиться к рядам бубличниц, а сам подошел к группе монахов, чтобы завязать с ними разговор о Сагайдачном.

— Может, пан Василий, пошел бы к телеге, — вдогонку сказала Хмельницкая. — Дивчина одна там осталась, а казаки могут задержаться с лошадьми на водопое.

— Хочу помочь тебе. Ведь такое дело…

Матрена махнула рукой и смешалась с толпой. «Что будет, то и будет…» — прошептала. Впереди нее пробивались трое казаков. По одежде узнала в них казаков с низовья, обрадовалась им, как родным, и решила догнать их.

«Запорожцы!» — мысленно произнесла она слово, которое показалось ей сейчас особенно родным, близким.

Казаки оживленно разговаривали, то и дело затевая ссору с кем-либо из толпы. Временами умолкали, очищали вязкую желтую грязь с сапог. Они тоже, как и она, настойчиво пробивались к собору. Это было ей на руку: следуя за ними, ей, женщине, легче будет протиснуться в храм.

— Гляди! Не чигиринская ли подстаростиха? Здравствуйте, пани Матрена, каким ветром занесло вас сюда? Слыхали мы от чигиринцев, что вы в Жолкву поехали.

— Сам бог послал мне вас, пан Яцко. Ветром иди на тех же чигиринских конях, на которых и в Жолкву добирались? Как это хорошо, пан Яцко, что именно вас встретила я здесь. Хочу повидаться с гетманом реестровых казаков, попросить его помочь вызволить сына из неволи.

— Сказывали, и к вдове Жолкевского за этим ездили. Отказала гордая Гербуртовна?

— Ездила, полковник. Мать в огонь и в воду пойдет, когда дитя в беде. Да… постигла меня неудача в Жолкве, теперь еще хочу к своему, к казацкому гетману пробиться…

— Вот сюда проходите, пани Матрена. Эй, хлопцы, помогите подстаростихе перейти через ров. Значит, гетмана реестровых казаков, украинского гетмана ищете и вы… Ну, и мы к нему, вот вместе и пойдем. Погряз пан Петр в хлопотах с этими церквами. А казакам хозяин нужен. Вернувшись от короля, несколько недель торчал в Переяславе, а приехал сюда и сразу взялся за церковные дела. Как возле роженицы топчутся, прости праведный… Повезло человеку, пользуется уважением короля. Первый казацкий гетман, который пришелся ему по душе. Говорят, что король Сигизмунд отказался от своего увлечения униатством, во всем потворствует пану Петру, поручил сейму обсудить его предложение. Нынче королю не до религиозных дел… Он занят подготовкой нового похода на Турцию.

За торговыми рядами толпа поредела. Теперь Яцко даже галантно поддерживал вдову под руку.

— А мы расспрашивали о вас, пани Матрена, чигиринцев. Люди судачат, будто бы к пани Матрене приезжал какой-то жолнер из Белоруссии. Обещал помочь ей…

— Встретились мы с ним в Жолкве. Это мой земляк, — прервала Хмельницкая Яцка, чтобы тот не сказал при казаках чего-нибудь лишнего.

— Кто именно? Если из чигиринцев, я должен бы знать его. Из казаков или посполитый?

Матрена почувствовала, что краснеет, как застенчивая девчонка. Но ей и самой вдруг захотелось рассказать казакам про Василия:

— Наш он, переяславский. Да что там кривить душой, давняя, еще юношеская дружба у нас. А когда родители отдали меня за пана Михайла, пригрозив Василию, он в Белоруссию сбежал… Что еще сказать вам, пан Яцко? Я точно крылья обрела, встретив близкого человека во время такого тяжелого для женщины путешествия.

— Так он…

— Вместе со мной в Белую приехал. Сама… не в силах я отпустить от себя этого человека. Свой он, пан Яцко, как родной помог мне…

Нелегко было Хмельницкой узнать казацкого гетмана Сагайдачного, находившегося в тесном окружении священнослужителей черного монастырского духовенства и многочисленных ходоков от мирян из приходов Правобережья. Даже казаки, которые не раз ходили с Сагайдачным в походы против турок и крымчаков, только по роскошной бороде узнавали своего вожака.

Матрена Хмельницкая вошла в собор вместе с Яцком Остряпином и его товарищами. В соборе битком набито людей. И ни одной женщины! Но чувствовалось, что и базарных гуляк здесь немного. Сторожа не пускали их в храм, чтобы не нанесли грязи. Присутствующие деловито ходили по собору, осматривая закрашенные богомазами иконы и заново переписанные униатами. В соборе стоял приглушенный, тяжелый, словно стон, гул.

Сагайдачный еще издали заметил казацкого полковника Яцка. Он резко повернулся и направился ему навстречу, выделяясь среди других своей высокой фигурой. Жестом руки прервал Адама Киселя, чтобы тот подождал со своим разговором. Длинная клинообразная борода игриво колыхнулась, и он привычно провел по ней рукой, расправляя ее на груди. На розовых, как у юноши, губах заиграла улыбка, увлажненные глаза заискрились.

— Наконец-то, пан полковник! Ждали вас еще в Переяславе, — произнес Сагайдачный зычным голосом.

— Здравствуйте, пан старшой! Запорожское казачество и старшины низко кланяются пану Конашевичу, желают здоровья, ждут на Низ, готовясь в поход на басурман под вашим мудрым водительством и твердой рукой. А это, прошу… Подходите ближе, пани Матрена… Это вдова нашего чигиринского подстаросты и мать известного пану гетману молодого Хмельницкого.

Полковник Острянин отошел в сторону, пропуская женщину вперед. Все вдруг умолкли, обратив взгляды на единственную в этой церковной толпе женщину. Даже Адам Кисель решил щегольнуть своим европейским воспитанием, откашлялся, ожидая, что именно с ним гетман познакомит даму. Королевский дипломат осторожно, словно крадучись, пробрался вперед, чтобы не последним быть представленным этой красивой женщине, оказавшейся в соборе.