Николай Алексеев - Испытание

– Нет, не то! – сказал Яков Иванович Хватову и, освещая дно окопа узеньким лучом фонарика, заторопился к штабной землянке.

Землянка была сильно натоплена. В ней находились начальник штаба полка майор Тарасов и переводчик. Хватов подошел к чугунной печурке и, протянув руки к огню, спросил начальника штаба:

– Ну, как теперь у вас с водкой? Не вымерзает?

– Нет, товарищ полковник, не вымерзает.

– Очень хорошо! – ответил Железнов. – А к Карпову в госпиталь ездили? Навестили пойманного беглеца?

– Нет, не ездили, – сказал Тарасов. – Я сам сегодня же съезжу в госпиталь.

– Ну, Тарасов, от вас я этого не ожидал! – резко сказал Железнов.

В это время дверь в землянку распахнулась, обдав ноги холодом. В землянку ввалился пленный, закутанный в какую-то дерюгу и напоминающий чучело, за ним показался конвоир-разведчик и разрумянившийся с мороза лейтенант.

Переводчик сообщил пленному, что перед ним полковник. Тот хотел принять стойку «смирно», но не смог – мешала обмотанная поверх шинели заиндевевшая шаль.

Яков Иванович сел на скамейку и приказал пленному раскутаться.

Пленный стал копошиться в своих одежках, испуганно косясь то на Железнова, то на переводчика. Железнов жестом показал конвоиру, чтобы он помог.

Конвоир быстро развязал шаль, сдернул ее с пленного и швырнул на пол. Пленный теперь еще больше походил на огородное чучело. Края его пилотки были опущены, воротник шинели поднят. Он был белобрысый, с длинным посиневшим и тупым лицом. Грудь его неестественно выпячивалась, а из-за пазухи торчал кусок цветастого шелка.

– Это что? – спросил через переводчика Хватов.

Пленный молчал.

Лейтенант подошел и вытянул у него из-за пазухи шелковое женское платье. На пол со звоном упали серебряные, завернутые в платье, ложки.

Глаза конвоира блеснули злым огоньком.

– У него за пазухой, товарищ полковник, целый универмаг! Разрешите?..

– Не надо. Пусть сам. – Яков Иванович обратился к переводчику: – Прикажите ему снять шинель!

Пленный затрясся от испуга, однако шинель не снял, а вытащил из-за пазухи две пары часов и положил их на стол. Показывая, что у него больше ничего нет, он снял ремень, распахнул шинель, потряс ее полами и что-то по-своему забубнил.

– А в карманах? – гаркнул боец.

– Was? [10] – стуча зубами, спросил пленный.

– Вас – кислый квас!.. В карманах что?! – Конвоир хлопнул пленного по карману. – Выворачивай живо!.. Грабармия!

Яков Иванович остановил возбужденного конвоира.

– Поверьте, товарищ полковник, все кипит! – стукнул себя кулаком в грудь конвоир. – Так бы и хрястнул по набалдашнику!.. Накось, платьишко женское ему понадобилось!..

Пленные сменяли один другого. Они отвечали на вопросы скупо, ссылались на то, что они солдаты и верны своей присяге. Только один, у которого никаких трофеев не оказалось, охотно отвечал на все вопросы переводчика. Это был Ганс Краузе, рабочий завода Цейса. Он сообщил, что служит в саперном батальоне 9-й армии и что их батальон обороняет промежуток между 78-й и 252-й пехотными дивизиями. Из слов Краузе Яков Иванович узнал, что против его дивизии стоит знакомая ему, сильно потрепанная в боях 78-я пехотная дивизия и что в ее ротах примерно 50 – 60 солдат. Узнал он и то, что в дивизию на днях должно прийти пополнение. Солдатам сказали, что к рождеству Москва будет взята и война окончится.

Выслушав Краузе, Железнов синим карандашом нанес на карту расположение этого саперного батальона. Синие штрихи легли как раз там, где были обозначены сосенки. Удалось уточнить и еще некоторые до сих пор остававшиеся неясными детали обстановки.

После допроса Хватов увел Краузе в соседнюю землянку.

Солдат, которого привели последним, еле держался на ногах: он был пьян. Железнов допрашивать его не стал, а приказал уложить спать.

Как только дверь за ним закрылась, Яков Иванович позвонил командарму, доложил о показаниях пленных и сообщил о принятом решении. Командарм приказал немедленно доставить пленных на автомашинах в штаб армии.

– Противника все время держите в напряжении! – сказал командарм. – Ни минуты не давайте ему покоя, пусть фашисты торчат на переднем крае и мерзнут!..

Выйдя из душной землянки, Яков Иванович с удовольствием вдохнул в себя морозный воздух. Рассветало. Утренняя зорька уже играла с облаками. Невдалеке, у кустов, строя пленных, командовал румяный разведчик.

– Вот этот, товарищ полковник, – он показал на пьяного солдата, – нипочем не дойдет! Он так и напрашивается, чтобы его прикончили!.. Вы только послушайте, что он плетет…

Плюгавенький человек оглядел всех мутным взглядом, попытался было принять бравую осанку, но чуть не упал.

– Русс, стафайс!.. Русс, стафайс!.. – забормотал он.

– Ну как же его не хрястнуть? – возмутился разведчик. – Ведь он, товарищ полковник, настоящий фашист!..

– Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме! – вставил басовитым голосом один из конвоиров.

– Кончайте разговоры! – сурово сказал Железнов. – Вы, лейтенант, отвечаете за каждого пленного! В том числе и за этого! – он показал на пьяного.

Лейтенант скомандовал пленным по-немецки: «Шагом марш!» А пьяный, словно издеваясь над ним, нараспев протянул: «Русс, стафайс!..» Кто-то из конвоиров не выдержал и стукнул его в спину. Тот упал, ударился головой о дерево и завизжал:

– Гитлер капут!..

– Это ты его так? – крикнул Железнов разгорячившемуся бойцу.

– Так точно, я, товарищ полковник! – ответил тот.

– Если с ним что-нибудь случится, ты, именно ты, ответишь своей головой! Понятно? – пригрозил Железнов и приказал поднять гнусавившего гитлеровца.

– Понятно, товарищ полковник! Живым доведу! – ответил боец, дернул за пояс вставшего на карачки пленного и поставил его на ноги.

Уже совсем рассвело, когда Железнов и Хватов возвратились к себе. Заспанный Никитушкин доложил, что вечером начфин прислал квитанцию на перевод денег семье. Взяв в руки квитанцию, Яков Иванович повалился на жесткую постель.

Этот маленький листок бумаги оживил в его памяти близких и родных ему людей… Яков Иванович обхватил обеими руками подушку, прижался к ней щекой и мыслями перенесся в далекое неизвестное Княжино. Ему даже почудилось, что жена положила ему на лицо свою теплую руку. Яков Иванович поежился в приятной дремоте.

Но вдруг сквозь дрему послышался далекий гул, похожий на землетрясение. Яков Иванович встрепенулся, приподнялся на локте, приложил одно ухо к земляной стене, а другое закрыл ладонью, и гул стал отчетливым.

Железнов схватил полушубок, шапку и, одеваясь на ходу, выскочил из землянки. Затаив дыхание, он застыл в дверях. Две синички, забавно повиснув на ветках вниз головой, удивленно разглядывали окаменевшего человека. Яков Иванович шевельнулся. Синички перелетели на другой куст и, как бы дразня его, весело засвистели. Но теперь Яков Иванович не обращал на них внимания, а вслушивался в тишину. Где-то там, далеко на северо-востоке, слышалась канонада.