Сергей Алексеев - Крамола. Книга 2

— А я — не разделяю! — отрубил Чингиз.

Кирюк будто и не услышал громогласной реплики.

— Москва посоветовала все это обсудить на месте. Разумеется, Академия наук все еще раз перепроверит, но я думаю, расчеты верные и убедительные… Вы очень невнимательны сегодня, товарищ Березин! О чем идет речь — поняли?

Николай думал об окне, вернее, о том, что сейчас за ним происходит, и слова о ядерном заряде и Куполе воспринял как продолжение бесконечного диалога между Кирюком и Чингизом. Он никогда серьезно не воспринимал этот проект — атомная бомба под городом просто не укладывалась в сознании — и, как бы делая поправку на безвыходное положение секретаря и генерального директора, относил их замыслы к отчаянной, но совершенно утопической попытке выкрутить земные недра, как выкручивают половую тряпку, и тем самым удержаться на плаву.

— Понял, — наобум сказал Николай, — Только какое отношение это имеет к милиции?

— А самое прямое! — заявил секретарь. — Следует гасить всякие слухи о проекте среди населения, чтобы сохранить спокойствие и общественный порядок. Применение заряда должно остаться тайной. Жители, кроме легкого толчка, ничего не почувствуют. Вы поняли? Гасить слухи.

— Насчет слухов — это по нашему ведомству, — отозвался оперуполномоченный. — Им охраны порядка достаточно.

— Я — не разделяю!! — закричал Чингиз. — И плювать хочу на ваш проект! Куполу надо один мегатонна! Нефть достанем! А маленько заряда — не достанем.

— Вот я и предлагаю обсудить, — отчего-то смутился секретарь. — Москва предлагает самый выгодный вариант, Чингиз Азизович. А вы скажите свое слово и принимайтесь за дело.

— Не желаю говорить! — Чингиз вскочил. — Не желаю, когда нефть бежит, как бик ссал. Желаю фонтан! Один мегатонна дает фонтан!

— Желаете или нет, вас не спрашивают! — резко осмелел Кирюк. — Последнее слово за партией, а у вас, Чингиз Азизович, партбилет в кармане!

— На партбилет! — закричал Чингиз, суя секретарю книжицу. — На! Возьми! А бомба дай!

Кирюк несколько растерялся, отпихнул руку Чингиза и возмущенно покачал головой.

— Неужели вы серьезно? — опомнился Николай. — Неужели будут взрывать ядерный заряд?

— Наконец-то начальник милиции проснулся. — Кирюк вымещал на нем свое неудовольствие. — Вас не рано начальником отдела назначили? Мне кажется, вы еще в сыщики-разбойники не наигрались.

— Я-то наигрался, — заверил Николай. — А вот если от игры с бомбами город на воздух взлетит!..

— Не взлетит, успокойтесь, — обрезал секретарь. — Есть точные научные расчеты. После совещания останетесь, товарищ Березин. Отдельно поговорим.

— Нефть-то пойдет радиоактивная, — не смутился начальник милиции. — Ударит фонтан — буровики купание устроят. А сколько на землю ее прольется? Потом бензин! Дизтопливо! Вы же химик, должны понимать!

— Все нефтепродукты безвредны! — отчеканил Кирюк, видимо, пожалевший, что начальник милиции «проснулся». — А сама нефть пойдет по трубам.

— Так льют же, льют! — чуть не закричал Николай. — Вы спецовку у нефтяников видели?

— Радиометров в личном пользовании нет, — вмешался оперуполномоченный из «конторы глубокого бурения». — Если у кого и есть — изымем. Но радиационную службу все-таки надо бы организовать.

— Это уж конкретное предложение, — похвалил секретарь. — Прошу еще высказываться.

Все молчали. Николай смешался и только в каком-то злом восхищении покручивал головой.

— Вы, Чингиз Азизович, снимете качалку с центральной скважины и хорошенько ее очистите, — распорядился секретарь, не глядя на «нефтяного короля». — Да поторапливайтесь. Заряд уже в пути.

Видимо, это уже было слишком для властителя Нефтеграда, душа его не выдержала обиды, и гордость зажгла и так горячее сердце.

— Москву поеду! — Он вскочил. — Главному академику, главному секретарю партии! Меня знают, слово мое знают, мегатонна дадут!

И вышел, хлопнув дверью. На столе Кирюка взлетели бумаги. Кирюк собрал их, разложил, как было, и довольно заметил:

— Самое главное, товарищи, пробудить энергию в человеке. Чтобы началась, так сказать, творческая цепная реакция. Да… Человек что нефтяной пласт: не расшевели его, так и не дождешься фонтана.

— Это верно, — сдержанно сказал оперуполномоченный. — Только фонтан сразу в трубу направлять. Сколько вон нефти зря пролили из-за фонтанов.

Договаривал он на ходу, по пути к двери, поскольку хорошо знал, что нельзя пускаться в размышления, когда размышляет сам Кирюк. Николай остался один и теперь ждал отдельного разговора, наливаясь жаркой энергией сопротивления. Однако Кирюк неожиданно стал мягким и негромким.

— Скажите, Николай Иванович, здоровы ли ваши домашние? Все ли в порядке?

— Домашние здоровы, — передразнил его же тоном Николай. — А мы с вами, кажется, заболели.

Кирюк не заметил дерзости — умел, когда надо, не замечать, — перебрал бумаги на столе и, найдя нужную, положил на календарь. Вернувшись из академии и получив назначение в Нефтеград, Николай пришел представиться первому секретарю и сразу как-то обрадовался, что Кирюк молод, всего под сорок, и держится в беседе легко, без чванства, даже как-то по-свойски. И это ощущение длилось несколько месяцев, не меняясь даже после бурных совещаний. Больше того, когда Чингиз проявлял самовольство, а то и давил на горком и бюро, Николаю становилось жаль Кирюка. Хотелось утешить его, взбодрить, мол, погоди, нефть в Куполе кончается, и с нею вместе кончится Чингизова власть. Однако секретарь не нуждался в утешении. Со временем Николай заметил, что между Кирюком и «нефтяным королем» идет давняя и суровая борьба с переменным успехом и что нельзя встревать между ними, поскольку он не знает правил этой борьбы. Когда мало-помалу он вник в правила, то сначала растерялся: в поединке задействовался весь горком до последней машинистки, и все — от ночных заседаний бюро, парткомиссий на промыслах и до самого нелепого плаката на стенах и крышах домов, — было брошено Кирюком именно на войну с Чингизом. Было от чего смешаться, было чему дивиться. Получалось так, что официальная власть насмерть схватилась с неофициальной и ведет борьбу против того, чьими трудами возник город и была дана жизнь целому региону. Старый битый Чингиз тоже не терялся и даже наносил упреждающие удары за счет денег и большого авторитета, не брезгуя проверенным оружием восточной хитрости и совсем уж простейшим и тупым, как сибирский валенок, — когда ссылался на то, что плохо понимает по-русски.

Судя по сегодняшнему секретному совещанию, дело уже доходило до ядерных зарядов…

И все-таки неприязнь к Кирюку началась позже, спустя год после нового назначения. Однажды Николай случайно оказался возле дома, где жил первый секретарь. Он бывал здесь раньше не один раз, больше того, милиционер из отдела каждый день заступал сюда на службу — у железных ворот стояла будка с окнами на все стороны света, — и даже как-то пришлось лично самому проверить сигнализацию на окнах и дверях дома Кирюка. Жил он в новом коттедже, построенном на высоком холме среди соснового бора. Стальная решетка на кирпичном фундаменте опоясывала вершину холма, и от ворот начиналась узкая, в одну колею, бетонная дорожка, всегда засыпанная листвой и сосновой иглой. Дети из Нефтеграда любили приезжать сюда на велосипедах и самокатах, чтобы покататься с горы. Должно быть, ребятишкам нравилось весело и бездумно мчаться по крутому склону и слушать свист ветра в ушах. Зимой они бежали к холму с саночками, однако милиционер вынужден был прогонять их на берег Повоя: дорожку раскатывали до стеклянно-синего льда, так что машина потом не могла подняться в гору.