Марк Алданов - Пещера

— Слушаю-с, ваше превосходительство!

— Ты шутишь, а помни, что сказал Зибер: главное, это режим и моцион, режим и моцион… Я тебе советую потом пойти по набережной, до лаун-тенниса и назад. Этого вполне достаточно. Все-таки мы сегодня уже много ходили, и ты, должно быть, очень устал.

— Никак нет, ваше превосходительство!

— А я очень устала и даже немного теперь прилягу.

— Так точно, ваше превосходительство!.. Честь имею откланяться…

В самом лучшем настроении духа Семен Исидорович вышел из дому. Мысли его были всецело поглощены Ремингтоном. Это была не переносная, маленькая, а настоящая прочная машина, какая может служить долгие годы, — Семен Исидорович точно сам себя подкреплял заботой о долговечности Ремингтона. «Правда, перевозить неудобно… Но я не так часто переезжаю, а в Люцерне, верно, останусь надолго… Какие они милые, Муся и Вивиан!.. Да, непременно начать работу сегодня же. Надо только, чтобы на клавиатуре было все, что мне нужно», — озабоченно-радостно думал Кременецкий. В той, берлинской машине почему-то не было ни вопросительного, ни восклицательного знаков; они потом проставлялись от руки, — выходило некрасиво. «Но это, конечно, можно заменить… Значок процентов, например, или номер мне едва ли будут нужны…» — Он соображал, где ему могли бы понадобиться эти знаки: как будто нигде. Семен Исидорович мысленно прикидывал: мемуары составят книгу в 600—700 страниц. Если писать по три-четыре страницы в день, то работу можно кончить в полгода. Потом надо будет найти издателя. «В крайнем случае, издам на свой счет. Сколько это может стоить? Скажем, три тысячи франков? Правда, это теперь очень большая сумма. Но для чего же и беречь последние деньги, если не для такого дела, для объяснения смысла своей жизни, для книги, имеющей подлинное общественное значение? Притом значительная часть издания, наверное, разойдется, даже и при нынешних условиях. Каждому будет интересно узнать мой взгляд на прошлое, на будущее. Может, со временем будет и доход? Могут быть иностранные переводы… Один том или два? Нет, конечно, издание окупится. Это даже неплохое помещение капитала. Во всяком случае, лучше, чем мои марки…» Кременецкий вдруг, проходя мимо часов, увидел, что до закрытия магазинов осталось не более десяти минут. «Как же это я так опоздал? — спохватился он. — Непременно надо поспеть…» Он пошел быстрее. Вместе с ускорением шага выросло и его возбуждение. «На завтра ни за что не надо откладывать. Нужно непременно, чтоб прислали сегодня же…»

На повороте в улицу, где находился магазин, Семен Исидорович вдруг почувствовал, что у него стучит сердце. Он на мгновение остановился и передохнул. Тамара Матвеевна не допустила бы, чтобы он шел так быстро. Было без пяти минут шесть. «Да, прямо летел… Сердце это ничего, это сейчас пройдет…» Он подошел к магазину. Ремингтон все так же стоял на своем месте, на краю витрины, слева.

— Guten Abend [152], — радостно-дружелюбным голосом сказал Семен Исидорович, входя в магазин. Приказчик, причесывавшийся перед зеркалом, поспешно к нему повернулся. — T-n Abend, — совсем как немец и как старый знакомый, повторил Семен Исидорович. Справляясь не без труда с дыханием, он объяснил, что желает купить ту русскую машину, о которой спрашивал позавчера.

Приказчик, видимо, не совсем довольный, тотчас достал машину. Она была прелестна: все в ней, и клавиши с металлическими ободками, и блестящие лакированные стенки, и сверкающая сеть рычажков, и золотые буквы Remington на черном лаке, все было необыкновенно изящно. Приказчик вставил под валик листок бумаги. Семен Исидорович перепробовал все буквы, — они отпечатывались так отчетливо, что было любо смотреть. Он передвинул бумагу на валике, попробовал регистры, движение назад — все работало превосходно. Радость переполняла сердце Кременецкого. У него даже чуть закружилась голова. Приказчик, поглядывая на часы, быстро объяснял, как надо менять ленту. Это было довольно сложно, но ведь до перемены ленты еще далеко?

— Наши ленты держатся пять-шесть месяцев… Вот здесь, в этой брошюре все объяснено очень подробно, с рисунками…

— Да, да, очень благодарю… Я что-то хотел еще спросить, не помню… Да.

Семен Исидорович пробежал взглядом клавиши. Вопросительный знак был, но восклицательного знака не было. «Ах, какая досада!..» Он обратился к приказчику, но забыл, как по-немецки восклицательный знак. Вопрос у него вообще как-то не вышел. Семен Исидорович пояснил движением пальца по бумажке. — Ausrufungszeichen? [153]Приказчик признался: к сожалению, восклицательного знака нет.

— Но вы можете его поставить? Вместо чего-нибудь другого?

— Разумеется. Очень охотно.

Семен Исидорович колебался: поставить ли восклицательный знак вместо процентов или вместо номера, — вот он, под цифрой 8. Ему жалко было лишиться и того, и другого: все-таки может понадобиться. «Нет, проценты никогда не понадобятся… Можно ведь написать и буквами: столько-то процентов…»

— Пожалуйста, поставьте вместо процентов.

— Очень охотно. Послезавтра будет готово… Куда прикажете послать?

— Как послезавтра? — испугался Семен Исидорович. — Мне необходимо сегодня. — Приказчик удивленно на него взглянул и пояснил, что сегодня заменить букву никак нельзя: магазин сейчас закрывается.

— Но тогда не надо менять! Тогда пусть сейчас будет так, как есть! А через два-три дня вы это замените.

— Очень охотно. Всегда к вашим услугам. И в случае какой-либо починки, машина нами гарантируется на год.

— Починка? Как, только на год? Разве это непрочная машина? — опять заволновался Семен Исидорович.

Приказчик его успокоил уже с легким нетерпением: нет, машина чрезвычайно прочная, но все может быть, не правда ли? Например, если она упадет? В течение года магазин исправляет бесплатно, это и есть гарантия.

— Ах, да, я было не понял… Так, пожалуйста, пошлите сейчас же. Вот мой адрес…

Однако, к большому сожалению приказчика, оказалось, что сегодня нельзя и послать машину на дом: мальчик-велосипедист уже уехал.

— …Завтра утром, если нужно, в восемь часов, машина будет доставлена совершенно точно.

Семен Исидорович рассердился. Как завтра? Как нельзя доставить? Ему необходимо сегодня, необходимо.

— Очень жаль. Сегодня совершенно невозможно, магазин, собственно, уже должен был бы закрыться. У нас здесь очень строго, — печально и сухо говорил приказчик, видимо, не смягченный ценой покупки. Он даже демонстративно опустил, с грохотом, штору на одном из двух окон магазина.

— В таком случае, я ее возьму с собой, — оскорбленно сказал Семен Исидорович. Приказчик выразил крайнее сожаление, еще раз с удивлением взглянув на покупателя. — Машина довольно тяжелая. Разве на автомобиле?