Андрей Балабуха - Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было [без иллюстраций]

Августейшая супруга французского венценосца Карла VI Безумного, Изабелла Баварская (более известная как королева Изабо), отличалась темпераментом столь пылким, что из двенадцати ее детей лишь первые четверо, судя по всему, появлением на свет были обязаны мужу. Отцами других являлись младший брат короля, герцог Людовик Орлеанский [ 122], а также некий шевалье Луи де Буа-Бурдон. Последним ее ребенком и стала появившаяся на свет 10 ноября 1407 года Жанна – внебрачная дочь, отданная на воспитание в семью обедневших дворян д’Арков. Родившаяся в прелюбодеянии, она оставалась тем не менее принцессой крови – дочерью королевы и брата короля; это обстоятельство объясняет все странности ее дальнейшей истории. И даже прозвище Орлеанская Дева свидетельствует не о героическом командовании войсками под Орлеаном (кстати, военачальниками-то были другие, подлинно выдающиеся – упоминавшийся граф Дюнуа, сводный брат Жанны, а также наш герой – Жиль де Рэ), а о принадлежности к Орлеанскому дому династии Валуа.

Уже на следующий день после официального представления при шинонском дворе Жанна беседовала с дофином Карлом, причем – и это отмечают все свидетели – сидела рядом с ним, что могла себе позволить лишь принцесса крови. При появлении герцога Алансонского она бесцеремонно поинтересовалась:

– А это кто такой?

– Мой кузен Алансон.

– Добро пожаловать! – благожелательно проговорила Жанна. – Чем больше будет нас, в ком течет кровь Франции, тем лучше…

Признание, согласитесь, совершенно прямое.

Кстати, в сражениях Жанна пользовалась не только мечом великого коннетабля, но и специально для нее выкованным боевым топором, на котором была выгравирована первая буква ее имени – J, увенчанная короной. Свидетельство, прямо скажем, красноречивое. Присвоить себе не принадлежащий по праву геральдический атрибут, да еще такого ранга, было в XV веке попросту немыслимо. Через несколько дней после того, как 8 сентября 1429 года Жанна была ранена в окрестностях Парижа, она передала это свое оружие в дар аббатству Сен-Дени в качестве приношения по обету. По сей день там сохранилась напоминающая надгробие каменная плита, на которой изображена Жанна в доспехах – в левой руке она сжимает боевой топор с четко различимой «J» под короной. В том, что изображена именно Орлеанская Дева, сомневаться не приходится, ибо надпись на плите гласит: «Таково было снаряжение Жанны, переданное ею в дар св. Дени».

«Голоса», призвавшие Жанну к исполнению высокой миссии, также делаются более объяснимыми, если вспомнить не о семействе д’Арков, а о действительных ее предках и родичах: дед ее, Карл V Мудрый, был женат на Жанне Бургундской, вошедшей в историю как Жанна Безумная; отец, Людовик Орлеанский, страдал галлюцинациями; сводная сестра Екатерина Валуа, жена английского короля Генриха V Плантагенета, – тоже; их сын Генрих VI опять-таки известен под именем Безумного…

Историкам все это давным-давно известно. В том числе – и что Жанна вовсе не была сожжена на костре: ведь королевская кровь священна (счет казненным августейшим особам открыли впоследствии несчастные английские королевы – сперва жены Генриха VIII, потом – Мария Стюарт); монарха или принца крови можно низложить, пленить, заточить, убить, наконец, – но никоим образом не казнить.

В рукописи №11542, хранящейся в Британском музее, сказано глухо: «в конце концов велели ее сжечь при всем народе. Или какую-нибудь другую женщину, на нее похожую. О чем многие люди имели и все еще имеют разные мнения». Так называемая же «Летопись настоятеля собора св. Тибо в Меце» куда категоричнее: «В городе Руане в Нормандии она была возведена на костер и сожжена. Так говорят, но с тех пор было доказано обратное!» Уже сами обстоятельства, связанные с казнью, наводят на размышления. Во-первых, перед казнью Жанну не соборовали, а ведь этот обряд в XIV–XV веках был обязателен для всех, кроме детей и праведников. Дева же, обвиненная в сношениях с дьяволом, кем-кем, но уж праведницей никак не была! Из этого обстоятельства историк Робер Амбелен делает вывод: «…ей было отказано в этом высшем таинстве, поскольку было известно, что ей отнюдь не предстояло умереть». Во-вторых, восемь сотен английских солдат буквально вытеснили народ с площади Старого рынка, где был сложен костер. Затем под конвоем из 120 человек туда была приведена некая женщина, чье лицо скрывал низко надвинутый капюшон. А ведь обычно приговоренные к сожжению шли с головой, покрытой лишь бумажным колпаком или короной.

Кого же в действительности сожгли тогда в Руане? Одни историки считают, будто некую колдунью (то ли Жанну ла Тюркенн, то ли Жанну Ваннериль, то ли Жанну ла Гийоре). Другие – будто на костре погибла некая монахиня, осужденная за лесбийскую любовь или же скотоложество, которая добровольно предпочла быструю смерть долгому угасанию в темнице. Боюсь, этого нам не узнать никогда.

Зато доказано, что до февраля 1432 года Орлеанская Дева пребывала в почетном плену в замке Буврёй в Руане, потом была освобождена, 7 ноября 1436 года вышла замуж за некоего овдовевшего рыцаря Робера дез Армуаза, сеньора Тишемона (прекрасный способ легально сменить имя!), и в 1436 году вновь возникла из небытия в Париже, где была и узнана былыми сподвижниками, и обласкана Карлом VII (нежно обняв ее, король воскликнул: «Девственница, душенька, добро пожаловать вновь, во имя Господа…») [ 123]. Скончалась Жанна д’Арк (теперь уже – дама дез Армуаз) летом 1449 года.

Знают об этом все – кроме тех, кто не желает знать. Жаль только, что имя этим нежелающим – легион. Впрочем, оно и не удивительно: ведь жить в привычной парадигме мифа куда спокойнее и удобнее, в профессиональной же среде любые покушения на миф чаще всего воспринимаются как ересь. На костер, конечно, не возведут (времена не те!), но коситься будут непременно, на академической же карьере можно недрогнувшей рукою ставить большой жирный крест.

Чтобы разобраться в этом, необходимо понять историческую роль Орлеанской Девы. Она никоим образом не была военачальницей – да этого и не требовалось, ибо ее задачей являлось утверждение прав дофина на французский престол.

За два года до кончины, в 1420 году, Карл VI Безумный, зная, что дофин Карл не доводится ему сыном, назвал преемником двоюродного внука – юного английского короля Генриха VI. Несогласные с его решением французы полагали, что по закону право на трон должно отойти к племяннику короля, Карлу Орлеанскому (сыну неоднократно упоминавшегося Людовика), однако тот томился в английском плену, где ему суждено было провести еще восемнадцать лет [ 124]. Следовательно, мало-мальски подходящим кандидатом на престол оставался дофин Карл; но чьим он был сыном – Людовика Орлеанского или безродного дворянчика де Буа-Бурдона? В первом случае его легитимность еще можно было признать, во втором – никоим образом. Вот тут-то и должна была, по замыслу авторов тщательно разработанной интриги, выступить на сцену Жанна – несомненная принцесса крови; явиться и подтвердить, что дофин является ее родным, а не сводным братом, а затем добиться его коронации.