Василий Веденеев - Дикое поле

— Надо добыть хоть ледащую лошаденку, — настойчиво повторил Илья.

— Красть мы не обучены, — хмуро буркнул стрелец. — Где ее добудешь? Теперь надо договариваться, чтобы хозяин товар на сбережение принял.

— Добудь хоть какую животинку, — упрямо твердил попутчик. — Нам бы только до одного места добраться. Это тут, недалеко. А там будут нам лошади. И товар свой заберешь, и до Москвы доедешь.

— Ладно. — Павлин тяжело поднялся. — Слезами горю не поможешь, а в доме вещички без призора осталися…

«Ловко Фрол сработал, — подумал он, глядя, как постояльцы роют носом землю, надеясь найти следы своих пропавших лошадей. — Только бы его не поймали, не то забьют до смерти. Мужики, они на конокрадов лютые».

Одевшись, стрелец перекусил, взял свою суму и отправился искать лошадей. Илья остался на постоялом дворе: он обещал сговориться с хозяином о сбережении товара.

Вернулся Павлин в середине дня. Он притащил за веревочную узду низкорослого крестьянского маштачка с выпирающими ребрами и грустными глазами.

— Вот, лучше не нашлось.

— М-да. — Илья обошел вокруг маштака, с кислой миной разглядывая облезлый хвост, разбитые копыта и свалявшуюся шерсть. — Хоть бы второго купил.

— Нету, — сердито буркнул Павлин. — Насчет товара договорился?

Услышав утвердительный ответ, он немного смягчился, но все же сам переговорил с хозяином постоялого двора. В том, что лошадей здесь достать невозможно, Илью лучше всего убедили завистливые взгляды оставшихся безлошадными проезжих и предложения перепродать дряхлого одра. За него предлагали цену хорошего жеребца. Но он отказался.

После обеда кое-как вдвоем взгромоздились на одра и погнали его по дороге на Смоленск. Под тяжестью огромного стрельца маштачок приседал и всхрапывал, но трусил тряской рысцой, шлепая разбитыми копытами по сухой, выжженной зноем земле. Вскоре начались знакомые места. Тархов вертел по сторонам головой, узнавая непроходимые дебри, в которые он забирался на ночлег. Тут недалеко и затерявшаяся в лесу могилка Терентия Микулина. Заехать бы, поклониться, да нельзя сейчас сворачивать.

Однако сидевший впереди Илья сам дернул веревочные поводья и заставил маштачка повернуть. Но не налево, где стрельцы похоронили гонца, а направо. Сердце Павлина сжало нехорошее предчувствие: уж не к болотному ли гнезду разбойничков ладится его попутчик? А ну, как оно не сгорело, и там сейчас остался кто-то из тех, кто приезжал в ту страшную ночь на постоялый двор Исая? Тогда каюк! Если после ночной схватки в корчме его могли не запомнить, то уж после их налета с Иваном на охотничий домик точно узнают.

— Куда это мы? — толкнул он в бок Илью. — Лес кругом.

— Ничего, не бойся, — усмехнулся тот. — И в лесу жилье бывает.

«Не добраться, видно, нам до Вязьмы, — с тоской подумал стрелец. — Придется Илюшку придушить, забрать его вещички, и давай ноги в руки. Купить под Смоленском коня и гнать в Москву… Да, но как быть, если он должен своим что-то передать на словах?»

А под копытами маштачка уже хлюпала гать, проложенная по болотистой низинке. Тархов еще больше приуныл. По всему получалось, что каждый из седоков маштака едет на верную гибель, с той лишь только разницей, что один из них знает об этом, а другой даже не подозревает о грозящей опасности, приближающееся с каждым шлепком разбитых копыт старого одра. Впрочем, нет, — гибель грозит обоим, но только один останется в живых.

Дорога еще больше сузилась, лес подступил к ней вплотную. Начался подъем, за которым будут кусты, а за ними раскинется поляна. Один ее край обрывается в бездонную трясину, затянутую зеленоватой ряской с редкими пятнами желтоватых кувшинок. Знакомые места, слишком знакомые! На обрыве покажется дом, обнесенный высоким тыном, тогда придется сдавить шею Илюшки и заставить его повернуть назад. Таиться уже не будет смысла: или он все расскажет, как на духу, отдавшись на волю Павлина, или получит нож под сердце и успокоится навеки в лесу.

Екая селезенкой, маштак взобрался на пригорок, миновал кусты, и открылась поляна.

— Твою мать!.. — в сердцах выругался Илья. — Да чтоб им!..

Тархов поглядел вперед и облегченно вздохнул: спас Господь! Услышали святые угодники его молитву! Охотничьего домика больше не было. Торчали потемневшие от копоти бревна тына, а за ними, как гнилые зубы, обгорелые остатки стен и провалившиеся кровли с облупившейся печной трубой. Стало быть, разбойнички не сумели погасить пожар. Ну и слава Богу!

— Ну, чего теперь? — сплюнул стрелец. — Где твои лошади?..

Павлину хотелось петь и хохотать во все горло: словно тяжкий груз упал с души, словно заново на свет родился. Но пришлось зажать буйную радость в кулак и сделать вид, что обозлен и раздосадован.

— Жилье, — фыркнул Тархов. — Даже погорельцев не видать.

— Погоди, я погляжу. — Илья хотел соскочить с лошади, но Павлин удержал его:

— Чего глядеть? И так все видно. — Ему совсем не хотелось отпускать попутчика от себя в этом страшном месте: скорее надо уезжать, от греха подальше. — Даже крыша провалилась. Поворачиваем, только время зря потеряли.

— Но я же не знал, — начал оправдываться Илья. — Сам видишь, тут дом стоял.

— Вижу. — Стрелец завернул маштака и ударил его каблуками по тощим ребрам. — Ну, пошел живей!

Мотая головой, усталый маштачок затрусил обратно. Снова под его копытами чавкает гать, а дорога впереди становится все шире и шире. Вот уж никак Тархов не думал, что ему доведется еще раз навестить разбойничье гнездо. Ладно, нет худа без добра: зато можно потом сказать Никите Авдеевичу, что своими глазами видел пожарище, а Илюшке теперь не отвертеться. Нет, не отвертеться!

— Куда едем? — спросил Павлин, когда выбрались на проезжую дорогу.

— Тут неподалеку постоялый двор был, — нерешительно протянул Илья..

— М-да? — хмыкнул стрелец. Час от часу не легче! Теперь его хотят заманить к предателю Исаю. — Может, пока лошаденка переставляет ноги, двинем к Смоленску?

— Хорошо, — решился Илья. — Поехали!

Миновать постоялый двор Исая им все равно не удалось: самая короткая дорога на Смоленск пролегала мимо него. Увидев на месте постоялого двора пепелище, стрелец второй раз за сегодня вздохнул с облегчением, а Илья нахмурил брови.

Поздно ночью они забарабанили в дверь корчмы при постоялом дворе, приткнувшемся у дороги уже по ту сторону границы, во владениях великого государя. Хозяином тут был разбитной мужичишка по имени Давыд. Раз или два Павлин останавливался здесь, когда ездил по делам Бухвостова под видом торгового человека, поэтому встречи с Давыдом он не опасался. Однако, путешествуя в компании с Ильей, следовало быть предельно осторожным.

В оконце корчмы затеплился огонек. Давыд долго выспрашивал из-за двери, кто и зачем пожаловал, потом, наконец, впустил. Из комнаты хозяев выплыла его дородная заспанная жена и нехотя начала собирать на стол приблудившимся в ночи постояльцам.