Василий Веденеев - Дикое поле

Белометти принял его и начал разглядывать. На оправленном в золото бледно-синем камне был вырезан апостол Петр с ключами от райских врат в правой руке. Слева от фигуры святого — папская тиара, а справа — начальная буква имени правящего Папы.

— Почти перстень Рыбака [6] Перстень Рыбака — кольцо, которое носит Папа Римский в знак обручения с Церковью. На нем изображен апостол Петр в лодке с ключами от Царствия Небесного в правой руке. После смерти Папы кольцо ломают, и новый Папа получает другое в подарок от города Рима. Перстень называют так потому, что, согласно преданию, апостол Петр раньше был рыбаком , — усмехнулся иезуит. — В турецкой столице тебя ждет синьор Рибейра. Отдай ему перстень, и он подскажет, что и как тебе делать.

— Когда нужно отплыть? — Джакомо надел перстень на палец.

— Сегодня вечером. Корабль уже готов Тебе не стоит задерживаться в Риме.

«Он знает о дуэли, — понял Белометти. — Нет, Паоло не сумасшедший. Может быть, фанатик, но не сумасшедший».

— Всего лишь долг чести, — смиренно опустив глаза, начал оправдываться он. — У меня не было намерений убивать да Камерино.

— Какая досада, — с притворным сожалением язвительно заметил монах. — Несчастный случай? Бедняга сам напоролся на твою шпагу и умер?

— Почти так… Он как одержимый стремился заколоть меня. Естественно, я не мог ему этого позволить.

— Ты не мог его обезоружить? Почему каждая твоя дуэль непременно заканчивается смертью противника?

— Я не совсем вас понимаю, — недоуменно пожал плечами Джакомо. — Ридольфо прекрасно владел клинком, и, если бы не моя ловкость, вам бы пришлось служить заупокойную мессу по несчастному Белометти. Наверняка он был одним из лучших фехтовальщиков Рима.

— Это так, — недовольно поджав губы, согласился иезуит.

Какая злая ирония судьбы! В поединке сошлись две шпаги, тайно служившие ордену, и вот осталась одна. Непростительная оплошность шпионов, слишком поздно предупредивших о дуэли, а ведь ее можно было не допустить. Остается утешиться тем, что в живых остался лучший, а новые мастера клинка, готовые служить ордену, найдутся.

Конечно, не стоит посвящать Джакомо в эти подробности, самое правильное — поскорее отправить его подальше отсюда.

— Это так, — повторил отец Паоло. — Но не забывай: мы живем в цивилизованной стране, где есть власти и закон! Ладно, сделанного все равно не воротишь… Вечером в известном тебе месте на набережной будет ждать лодка. Скажешь ее хозяину, что завтра тебе нужно быть на Сицилии. Он доставит тебя на корабль «Четыре коня». Капитан предупрежден и выйдет в море, как только ты ступишь на палубу. В турецкой столице отыщешь Рибейру и отдашь ему перстень. Где живет Вейга Рибейра, скажет капитан.

«Четыре коня? — подумал Белометти. — Четыре медных позолоченных коня стоят на фронтоне церкви Святого Марка, покровителя Венеции. Счастливое предзнаменование! Этих коней вывезли некогда из Константинополя разграбившие его крестоносцы. А раньше столицу султанов называли вторым Римом. Будем надеяться, что эти кони принесут меня к победе».

— Удачи тебе, мой мальчик. — Иезуит обнял Джакомо, потом отстранил и заглянул в глаза. — Ты едешь из Рима в Рим.

— Вы угадали мои мысли, святой отец.

— Будь осторожен, настойчив и не стесняйся в средствах. Я приготовил тебе кое-что.

Паоло трижды громко хлопнул в ладоши. Открылась неприметная дверь в стенной нише, и появился неопределенного возраста человек в скромном зеленом камзоле. В левой руке он держал внушительных размеров шпагу с простой медной рукоятью, а правой прижимал к себе окованный железом дорожный ларец из темного дуба.

— Это Гравино, — представил его монах. — Он может быть кем угодно: солдатом, бродячим фокусником, телохранителем, моряком, лекарем, звездочетом, хитрым шпионом, купцом. Гравино владеет множеством профессий и говорит на языках всех народов Средиземноморья. Ты возьмешь его с собой. Даю тебе право использовать его по своему усмотрению.

«Приставил ко мне соглядатая, — рассматривая шпиона, решил Белометти. — Надо избавиться от него под благовидным предлогом. Но не сейчас. Отказаться от общества этого синьора означает навлечь на себя подозрения».

Ничем не примечательное лицо Гравино выражало равнодушную готовность выполнить любое приказание. Повинуясь знаку иезуита, он снял со своей шеи висевший на цепочке ключик, отпер замок ларца и откинул крышку. Взору Джакомо предстало несколько мешочков из тонкой кожи, туго затянутых у горловины шелковыми шнурками. Взяв один из мешочков, отец Паоло развязал шнурок:

— Здесь жемчуг, в других золото, драгоценные камни. — Он бросил мешочек в ларец и захлопнул крышку. — Делай подарки нужным людям, покупай их благорасположение, заставь плясать под твою музыку. Ты знаешь, чего должен добиться. Иди, Гравино, подожди у ворот.

Гравино молча поклонился, запер ларец, взял его под мышку и удалился.

— Не слишком-то он разговорчив, — усмехнулся Джакомо.

— Зато надежен, — заверил монах. — По правде говоря, тебе лучше поскорее покинуть Рим. Даже моего влияния может оказаться недостаточно, чтобы оградить тебя от мщения семьи да Камерино.

Белометти молча расстегнул камзол, развязал ленты кружевного жабо и обнажил грудь. Отец Паоло увидел переливающиеся синеватым блеском кольца обтянувшей тело тонкой кольчуги.

— Я редко снимаю ее, — приводя одежду в порядок, сказал молодой человек. — И потом, нас теперь двое.

— Хорошо, иди! — Иезуит ласково погладил его по плечу и слегка подтолкнул. — О том, как идут дела, сообщай через Рибейру.

Джакомо поцеловал руку монаха и, не оглядываясь, пошел по галерее. Рим уже стал для него частичкой прошлого. Еще несколько часов он будет назойливо напоминать о себе, a потом под ногами закачается палуба корабля, и вскоре перед ним откроется новый мир.

Прощай, вечный город! Прощай, отец Паоло, прощайте, гордые синьоры и прекрасные синьорины! Впереди манящий и загадочный Босфор…

До гостиницы, где остановился Белометти, добрались без происшествий. По дороге Гравино постоянно держался на шаг позади Джакомо, словно прикрывая его со спины. Поднявшись в свою комнату, венецианец отстегнул шпагу и предложил новому знакомому располагаться. Гравино обошел комнату, выглянул в открытое окно, выходившее на оживленную улицу, потом уселся на стул и поставил у ног ларец.

Разглядывая своего неожиданного спутника, Белометти попытался определить его возраст и национальность, но вскоре отказался от этого занятия. Гравино мог быть уроженцем любой страны: темные, но не черные волосы, карие глаза, правильные черты загорелого лица, не имевшего особых примет. Кто он: грек, испанец, француз, итальянец? Или его родина где-то на Балканах?